Газета "Борисоглебское эхо" № 5 от 14.01.1917. Стр. 2

-пящим самоваром, чай со сливками, кучка божественных книг на полке. О, как зарадуется сердце, бывало, при наблюдении подобной, к сожалению, редкой, картины, и как захочет оно, чтобы участились они в наших деревнях.

           В наши дни, где только и в чём только не пытаются реформировать русскую жизнь. Проекты, законопроекты, докладные записки, рефераты об этих реформах сыплются в безответную русскую жизнь, точно из рога изобилия.

           Комиссии, подкомиссии плодятся, словно грибы в дождливую погоду. Командировки высоким чиновникам с общественными целями, крупными прогонными входят в моду. Кажется, заправляющая нашей жизнью бюрократическая машина работает на всех парах, но жизнь ухудшается, недовольство растёт, ропот, точно гул морской перед бурей, усиливается.

           Беднеют, развращаются и крепкие корни нашей государственной жизни – русские деревни. Отчего же такое противоречие между реформаторскими потугами бюрократии и неумолимыми фактами жизни. Оттого, что эти потуги исходят не от любящего сердца, а от жажды карьеры, от кумира – моды, оттого-то они скользят по поверхности жизни, не касаясь её корней.

           Хотите улучшить жизнь русской деревни – устройте быт главного деятеля русской деревни – крестьянки. До сих пор она была мученица кабака и висящего над ней всякого гнёта, теперь, по-видимому, кабак умер, но за то злая ханжа и все охмеляющие суррогаты приобретают права гражданства и с ними слишком слабо борются все те, кто обязан заботиться о здравии души и тела народа.

           Второй враг русской крестьянки – её почти первобытная темнота.

           К одному из подмосковных батюшек пришла крестьянка, мать семейства, и, всматриваясь в большую картину Распятия, спрашивает, указывая на Божью Матерь: «Что это дочка будет Распятого-то?». Таковы бывают религиозные понятия женщин. Или: причт приехал в деревню служить молебны, одна из женщин, показывая на узел с облачениями, преспокойно вопрошает псаломщика: «Что это в мешечке-то вы богов привезли?» А вера в чох – сон, птичий грай, припеканье для здоровья больных детей на лопате, приношение в дар какой-нибудь ворожее или знахарю десятка яиц, утаенных от полуголодных детишек, последнего горшка топлённого масла в благодарность за отчитку мужа от пьянства, от зазнобы, детей от родимчика… а все эти примеры, причуды при родинах, крестинах, браках, возмутительно грязные обычаи и песни при свадебных пиршествах, - всё это ярко рисует неразвитость, забитость крестьянки. Спёртый воздух, не убранство в хате, немытые детишки, плохо пропечённый хлеб, замученная болтушка из солода и воды, называемая квасом и так далее, свидетельствует о низкой культурности крестьянки. Школу значительное большинство девочек ещё не посещает. Да и если и посещает, то первые искры просвещения скоро потом заглушит суровый гнёт действительности. Впрочем, и мужское поколение, посещая школы, в жизни потом быстро растеривает приобретённые знания и скоро выходит из-под облагораживающего влияния школы. Часто миловидные и простодушные Коли, Пети, утешавшие родителей и учителей на выпускных экзаменах своими удачными ответами, на выучке «в годах», среди грязных и физически, и нравственно мастерских, и фабрик выражаются в отъявленных хулиганов. Таким образом, ясно, что или корни школьного влияния не глубоки, или атмосфера жизни трудящихся масс слишком уж испорчена, вернее то и другое вместе. Отсюда вывод один: развить школьное образование и создать пункты, где бы крестьянская молодёжь училась приобретать хлеб насущный, не расплачиваясь за то нравственным и физическим здоровьем. В отрезвлённой Руси то и другое осуществить возможно. Умножить сети школ с повышенным курсом, покрыть страну сетью ремесленных школ нетрудно, в трезвой стране средства для этого найдутся, и дети отрезвлённого населения не замедлят наполнить эти школы.

           Но вот встаёт предварительно серьёзнейший вопрос: где взять достойных учителей для школ. Да, вопрос о достойных учителях – серьёзнейший вопрос нашей жизни и, когда заговаривают о всеобщем обучении, о расширении существующего народного образования, или о влиянии школы на настроение населения, - тогда сейчас открывается вся сущность этого вопроса, чтобы привести в дело материал, нужны мастера, если же нет мастеров, то сколько угодно собирайте материала, он останется в сыром необработанном виде. Сколько угодно настраивайте школы, наполняйте их учениками, расширяйте программы, - не только не поднимете вы настроение народное, но понизите его, если заурядные деревенские светильники погрузились в прозу житейскую и школу ведут, точно лямку тянут, уязвляясь нуждишками и заботами, словно измученный конь из пашни в знойный день, жалимый со всех сторон слепнями. В годы, когда перед юной ещё сравнительно, народной школой висит густая тьма невежества, когда её обуревают с разных сторон материалистические, отрицательные течения, только учитель или учительница с христианским миросозерцанием, крепкой волей и чистой жизнью, способны успешно бороться с тьмой, отражать обуревания. Но где взять таких учителей. До сих пор школа пробавлялась избытками нашего полуинтеллигента… Недоучившийся семинарист, неудачник гимназист, епархиалка, сдавшая на звание учительницы, питомец учительской семинарии, часто несвободный от материалистического привкуса в своём направлении, и разные случайные личности, словно капризным ветром занесённые на педагогическую ниву, - вот обычный состав просветительного персонала. Среди него так редки искренние, стойкие идеалисты; иные, по-видимому, хорошо начинают, но свойственная нам русским бесхарактерность, при тягостных условиях учительского быта, не выдерживает жизненной борьбы, и скоро разочарованные уныло напевают: «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано». Иные и не принимаются ни за какой идеализм, идут на школьный труд ради куска хлеба, ведут его ремесленнически и чувствуют себя на нём, как бы на перепутии к более сытному существованию. До подходящего места, до хорошей невесты – как рассуждают учителя из кончалых семинаристов. Ясно, что из такого состава трудно ожидать педагогов-героев, победоносно шествующих по тернистой ниве народного просвещения. Ясно и то, что нужен иной источник, порождающий достойных учителей. Чуткие к народным запросам и знающие наш народ, например, покойный С.А. Рачинский, не словом только, но и делом указывают этот источник: лучших, замеченных ими мальчиков из народной же среды и народной школы они довоспитали и дообразовывали до правоспособности учительствовать. Продолжить и упрочить этот труд – вот задача двигателей нашего министерства народного просвещения и нашего духовного ведомства. Материал обильный: талантливых и добронравных мальчиков не мало таит в себе наша школа, нужно только их заметить и устроить для их дальнейшего воспитания надёжные питомники, в которых школьные семена не развевались бы всяким ветром, но вырастали бы в всходы и плоды добрые. Такими источниками и могли бы быть хорошо настроенные и разумно поставленные учительские школы для юношей из народа же. Создать такие просветительные питомники в утолении вопиющей народной потребности, представляется неотложной и благородной задачей нашего церковного и гражданского правительства, наших лучших общественных сил.

           Но, для поднятия народного настроения, влияний одних школ, хотя бы и благоустроенных, хотя бы и с широким курсом, недостаточно, - необходимо религиозно-нравственное воздействие церкви, необходим высокий духовный уровень проводников этого влияния – духовенства. Но создать такой уровень возможно только тогда, когда ряды духовенства будут пополняться не по бюрократической, консисторской проволочке, не по ярлыку семинарскому или академическому, далеко не всегда выражающему действительную подготовку, но по умственным и нравственным качествам лиц, ищущих священства, их жизнью и деятельностью заказанным. Впрочем, расчистить пути и дороги цвету православного русского населения к рясе и алтарю может только живой церковный собор…

           Пропорционально развитию грамотности и поднятию образования стране, приобретают влияние на народ книга, журнал, газета; поэтому на ряду с заботами о развитии школьного образования, должны быть неотложны и заботы о созидании печати правдивой, смелой, увлекательной. Если же школа будет действовать в одном направлении, а печать в другом, то получится разброд, вредный для духовной жизни страны. Искренние народолюбцы давно уже подумывали о здоровой умственной пище народной, но по одиночеству ли своему в этих заботах, по недостатку ли средств или энергий, пока не смогли сделать что-либо существенное, ощутимое; между тем, другие «элементы» не дремали, и наша летучая печать попала в чуждые народу руки, и стала успешно приучать русское население смотреть на вопросы русской жизни чужими очами, решать их чужими речами. Ещё тот же покойный С.А. Рачинский спрашивал многих лиц, трудящихся среди народа. Но принялся он за это дело уже на закате дней своих, и вопрос, возбуждённый другом православного народа, замер по случаю его кончины.

           Тяжкий грех перед народом совершит правительство и власть церковная, если не примут немедленно мер к напитанию народа здоровой пищей. Сухими официозами и односторонними, субсидированными изданиями ныне отделаться невозможно, ими только вытравляется последнее доверие, к так называемое правой печати, и читающая масса толкается во все приманки материалистической литературы…

           В итоге не замедлит, наступит почти всенародное отравление ума и сердца наших грамотеев…

 

 Маленький фельетон.

Как теперь всё изменилось;

Всё, что было, отменилось, -

Нравы, мысли и понятия:

Не могу на ум и взять я!..

- Все, бывало, карты, карты:

           В них, бывало, все играют,

           И теперь все карты, карты,

           Но уж ими не играют!..

- Зубы прежде все лечили,

И вставляли, и чинили…

Но теперь в них мало толку:

Положи их хоть на полку!..

           - В чехарду играли дети

           (Мы видали игры эти);

           Но теперь уж чехардой

           Занимаются иной!

- Веры нету: все измены,

Смены, смены и отмены,

На людей все перемены,

Учрежденья ж без отмены!..

           - Прежде: ложь нельзя печатать

           А теперь иная мода

           (Изменилась, знать, погода!):

           И не ложь нельзя печатать!..

- И угрозы строже, строже…

Жизнь дороже, всё дороже…

Но хвосты, везде хвосты,

Хоть и сумы будь толсты…

           - Ни отъезды, ни приезды,

           Ни разъезды и ни съезды;

           Ни сюда, ни туда:

           Ходу нет никуда!..

- Ожиданья, упованья,

Увещанья, совещанья,

Обещанья, обещанья –

И всё враньё, и всё враньё…

 

ПЕТРОГРАД. «Русский Инвалид» комментирует известия с рижского фронта. «Новые немецкие позиции после нашего декабрьского удара расположены примерно на полпути между Шлоком и Туккумом, верстах в 13 к востоку от Туккума. Первый натиск на Шлок - Бабиттирульском районе, совершённый нами почти без артиллерийской подготовки создал в рядах противника крупное замешательство. Блестящий опыт мгновенного удара войск генерала Васильева под общим руководством Радко-Дмитриева показал, что при атаках сильных позиций нам доступны различные способы и это обстоятельство позволяет чувствовать заблаговременную уверенность в успехе, когда наши сильные армии призваны будут к дружному наступательному удару по всей линии от моря до моря» …

- Отношение к ноте Вильсона сдержанное. «Новое Время» недоумевает: - как создать международную власть. Очевидно послание содержит в себе какой-то «органический» порок. П.Н. Милюков в обширной передовице отмечает желание Вильсона, чтобы исход войны был в ничью. Подобный исход является замаскированной победой наших противников, делающей невозможным осуществить идеалы Вильсона, которые настоятельно требуют победы человечества над ядовитыми доктринами Германии.

- Шульгин отмечает: «Мы приближаемся к теоретической разработке комбинаций, которые лягут в основу будущих переговоров. Основы международного права, считавшиеся незыблемыми три года назад – потерпели всякий смысл.

- «Речь» сообщает, что Добровольский находит предъявление Сухомлинову обвинения по 108 статье вполне правильным. Слухи о прекращении дела – неосновательны; допускается возможность вос-