Газета "Тамбовская ЖИЗНЬ" №75(25497). 01.06.2010 ПОМНИТ СЕРДЦЕ.

Помню, меня, плачущего, мать держит на руках и успокаивает. Мне чуть больше трех лет, а реву оттого, что сильно напуган грохотом и лязгом, с которым двигались танки. Советские боевые машины отступали через нашу деревню на другие рубежи в сторону Воронежа. Были они разных марок, и в их числе танк «Климент Ворошилов». Он шел последним в ряду.

А запомнился тот случай, видно, тем, что, когда танк совсем чуть-чуть не доехал до конца моста, настил под ним провалился, и он оказался метрах в пяти-семи от берега реки Тихая Сосна возле села Нижний Ольшан Острогожского района Воронежской области.

По рассказам очевидцев-старожилов, и моя мать об этом рассказывала, тогда же шесть легких танков были затоплены. О причинах можно только предполагать — может, закончилось горючее и не имелось возможности пополнить его запас, может, закончился боезапас... Танки просто спустили с высокого берега в реку. Со временем, после войны, они были извлечены на свет божий. А запомнившийся мне тяжелый танк КВ долго еще стоял у берега реки. Рядом с просевшим мостом немецкие строители возвели еще один мост, помощнее, так как по нашей местности наступали немецкие войска до самого Воронежа.

Танк КВ только в 1955 году разрезали автогеном на части, видимо, для сдачи в металлолом. Когда, также в пятидесятые годы, шесть легких танков извлекали из воды, мы, мальчишки из окрестных сел, смотрели, как старшие ныряли и цепляли к машинам буксирные канаты. После того, как их вытащили мощными тракторами, нам достались стекла от приборов, и мы очень гордились этими новыми для нас «сувенирами».

...Ценою жизни

Война не обошла стороной нашу семью. У моей мамы в разных родах войск воевали четыре брата. Ни один из них не вернулся с поля брани.

Мой отец, Матяш Роман Никифорович, рожденный в 1912 году, был мобилизован в самом начале войны. Наводчик «сорокапятки» (наши артиллеристы называли это орудие «прощай, Родина»), он, будучи контужен в Корсунь-Шевченковском окружении, оказался в плену. 

Батя рассказывал, что с пленными обращались как со скотом, кормили баландой. Голодные пленные даже траву, росшую на территории лагеря, и ту поели. Как-то раз, получив свою порцию баланды, отец решил получить вторую порцию. Удалось. Он пристроился к очереди в третий раз, понадеялся, что повезет еще раз. Но повар-немец узнал отца, замахнулся черпаком, но отец от удара увернулся. Тогда повар автомат из-за спины на грудь перевел, вскинул его и... Спасло то, что товарищи втолкнули отца в гущу очереди, стоявших за баландой. Немец же дал очередь из «шмайсера» поверх голов. После этого случая отец вставал в очередь только по одному разу.

Вместе с другими военнопленными отец работал в каменоломнях. Нужно было разбивать камни, переносить, складывать, грузить в машины. Слабых, падавших с тяжелой ношей, немцы расстреливали на месте.

С работы в лагерь узников водили мимо неубранных буртов сахарной свёклы. Холод, свёкла мерзлая... Проходя мимо, пятнадцать-двадцать человек, по договоренности, должны были схватить кто сколько сможет корнеплодов. Те, кому это удавалось, возвращались в строй. Таких счастливчиков обычно оставалось пять-семь. По приходе в лагерь все уже знали, сколько свеколок удалось добыть ценою жизни. Каждому пленному в отряде доставалось пятнадцать-двадцать граммов этой «сладости».

Слушая воспоминания отца, я видел, как по его морщинистым щекам катились слезы. Он рассказывал и иногда прерывал свою речь, сглатывая комок в горле. 

Были попытки побега. Первый оказался неудачным для четырех товарищей отца — их искусали собаки, а потом расстреляли немцы. Отцу повезло, он от укусов пострадал меньше. В другой раз ему вдвоем еще с одним пленным удалось убежать, смешавшись с толпой беженцев. Потом отец попал в один из партизанских отрядов.

Около двух лет он партизанил в белорусских лесах, подвергался неоднократным проверкам. Не единожды бывал ранен, к счастью, не очень серьезно, и лечился в отряде; «тяжелых» увозили на «большую землю».

Очень хорошо запомнил отец имя одного из врачей, это был уроженец Прибалтики по фамилии Фурделяс. Этому классному хирургу и прекрасному человеку, его умелым, по-настоящему золотым рукам многие бойцы были обязаны жизнью. О нем они говорили: «Как излечит Фурделяс, через неделю пойдешь в пляс!».

Горький хлеб Победы

Конец войне! Солдаты начали возвращаться домой. Отправился по месту жительства моей матери, в Нижний Ольшан, и отец.

Не прошло и месяца после его возвращения, как ночью к нашему дому подкатил «черный воронок», предвестник беды. Отца арестовали. За то, что попал и был в плену. «Тройка» вынесла приговор: «Лишить гражданских прав сроком на семь лет». От Соловков и Сибири отца спасло то, что он партизанил. Тем не менее ему предстояла работа, правда, без конвоя, на угольных шахтах Подмосковья в тогдашнем Сталиногорске. В забое под землей он отработал четыре года и три на поверхности.

1946-47 годы, да и следующий, были очень тяжелыми.

Барак. Комнатушка 2 на 3,5 метра. Каждый хозяин такого жилища сам обустраивал свой угол, где размещались одновременно и кухня, и все остальное хозяйство. А в хозяйстве этом хватало всего, в том числе и тараканов, клопов и всякой другой нечисти, от которой даже дуста не было.

Работали все. Дома в бараках оставались старики, если они были, и дети, которых в каждой семье насчитывалось не менее двоих-троих. Продукты получали по карточкам. На трех человек в день получали пятьсот-шестьсот граммов хлеба. Сегодня трудно представить, как люди выживали.

Мы с ребятами ходили на жнивье собирать колоски ржи, хотя это и было запрещено. Небольшая сумка (вроде нынешних пакетов) колосков, приносимых мною, являлась хорошим подспорьем для семьи. Отец смастерил рушак; его, подсыпая зерно, мы крутили по очереди. Из муки мать пекла лепешки. Какие же они были тогда вкусные — объеденье!

Однажды, собирая колоски, я немного увлекся. Вдруг услышал крики. Взглянул — верховые, военные в длинных шинелях, плетками гонят с поля малых и старых, собиравших колоски. Слышу, и в мою сторону скачет конь. Оглянулся — сзади всадник. Он привстал на стременах, замахнулся плетью... Я сел на землю, на голову взгромоздил сумку с колосками, они начали сыпаться. Затих, жду — ну, сейчас... Вдруг опять конский топот, и всадник погнался, почему-то бросив меня, за другими ребятами, повзрослей. Я долго не мог опомниться, потом побежал на дорогу, где всадники уже никого плетьми не донимали.

***

Много горя пришлось хлебнуть моим родителям. Когда отец освободился, мы всей семьей переехали на постоянное место жительства в Воронежскую область. С тех пор много воды утекло. Я и сегодня часто вспоминаю отца, мать. Несмотря на годы лихолетья, у них всегда теплилась надежда на лучшую жизнь.

Вспоминая отца, партизана Великой Отечественной войны, хочу склонить голову перед всеми павшими и умершими от ран, а ныне здравствующим ветеранам и труженикам тыла пожелать здоровья. Долгих вам лет, уважаемые!

Александр МАТЯШ.

Ветеран труда.

р. п. Мучкапский