"Веду строгую отчетность принявшимся деревьям. Теперь их у меня 43. Поздравь меня!" - с радостью сообщает он из Ивановки другу летом 1910 года. В то лето он пробудет в любимых краях до самой осени. Завершит "Литургию Святого Иоанна Златоуста" ("Давно не писал... ничего с таким удовольствием!"). Увлечется циклом прелюдий для фортепиано - за десять сентябрьских дней сочинит тринадцать! Присоединив к ним потом юношескую, потрясающую до-минорную - с могучей поступью аккордов, невероятной экспрессией, когда, кажется, вихрь судьбы, времени ли, как оторванный одинокий листок вовлекает тебя в круговерть неодолимых стихий. 

Почти тридцать лет жизни связывают композитора с тамбовской деревней. И каждый раз, уезжая в "большой мир", он расставался с ней с грустью. Здесь родились обе его дочери. Старшую звали Ирина. На этом, своем любимом женском имени настоял сам Сергей Васильевич. Младшенькая, Таня, в детстве слабая здоровьем, еле выжила, и отец относился к ней особенно трогательно и заботливо. 

В минуты самооценок и недовольства собой, а быть может, и несколько кокетничая с молоденькой Мариэттой Шагинян, с которой вел оживленную переписку, Сергей Васильевич признавался: "Если через некоторое время решусь совсем бросить сочинять.., сделаюсь... сельским хозяином, а то может, еще автомобилистом". 

Страсть к управлению машиной развилась в нем незадолго до Первой мировой войны. Автомобили в России тогда были редкостью. На приобретенной "Лорелее" Рахманинов выезжал из Ивановки, сопровождаемый деревенской ребятней (сохранилась такая фотография), и совершал длительные путешествия. Сам процесс езды за рулем по дорогам степной России с ее необозримыми далями был для него лучшим отдыхом. "Хороший дирижер должен быть, естественно, и хорошим шофером, - шутил Рахманинов. - И 

автомобилисту, и дирижеру необходимы концентрированная воля, напряженность внимания и постоянное присутствие духа. К этим свойствам дирижеру нужно всего лишь добавить небольшое знание музыки". 

Весной 1917 года Рахманинов приехал в Ивановку на время посевных работ и прожил там два месяца. Крестьяне из окрестных деревень однажды пришли к Сергею Васильевичу поговорить: спрашивали, что будет с землей, кто управляет Россией... Посоветовали барину не задерживаться в деревне: приезжают, мол, "какие-то, Господь ведает, кто они, которые мутят и спаивают народ". 

День ото дня росла инфляция, наступала разруха. Громились барские усадьбы. Рояль Рахманинова был сброшен со второго этажа... Больше Рахманинов не увидит свою Ивановку никогда. Она будет сниться ему, являться в воспоминаниях, в музыке. Но уже в чужих странах, где за 26 лет напишет он всего шесть произведений, молниеносно сгорит от рака - болезни огорчения. А по Тамбовщине прокатится антоновский мятеж. В 1921-м Ивановку сожгут дотла, как и другие 160 тамбовских усадеб. 

Пройдет полвека, и идеей восстановить рахманиновскую усадьбу загорятся наши оперные знаменитости - Елена Образцова и Евгений Нестеренко. Однако доведут ее до дела совсем другие люди. Об Александре Ивановиче Ермакове, директоре музея-усадьбы, я впервые узнаю из книги Ирины Архиповой. Человек гейченковского склада, музейщик-подвижник. Да и сама Ирина Константиновна немало сделала для Ивановки. Попросил ее Ермаков привезти из нью-йоркского архива копию дневников Софьи Александровны Сатиной, сестры жены Рахманинова. Привезла. Без подарка музею не возвращалась почти ни из одной зарубежной поездки. А однажды "напросилась" на концерт в Ботаническом саду. "Расплачивались" с ней кустами сортовой сирени, жасмина, вишен, роз... Сейчас они по весне благоухают в усадьбе, источая, как при хозяине, тончайший аромат. А осенью заходятся заревом, отражаясь в зеркальных водах пруда с восстановленной любимой рахманиновской беседкой, клены и липы обновленного парка. Трудно поверить, что еще 25 лет назад был здесь пустырь в 18 га земли, заросший лопухом и крапивой. 

Дом с открытой верандой, где проходят теперь концерты, восстановлен благодаря Юрию Павловичу Рахманинову, внучатому племяннику композитора. Кстати, памятник Сергею Васильевичу на Страстном бульваре, где была его последняя российская квартира, - тоже заслуга потомка. 

Сегодня затянуть деятеля культуры в деревню - проблема. Уж это-то хорошо знает Александр Ермаков. "Раньше была замечательная программа "деятели культуры - труженикам села", - говорит он. – В Большом театре, сам видел, был вывешен график выезда артистов. А теперь - приехал к нам известный пианист Николай Петров, а потом я 

долго щелкал зубами. Плати им тысячи баксов, за "так" не приедут! Нельзя на Ивановке зарабатывать деньги. Сюда надо ехать по потребности души". 

Михаил Плетнев в рахманиновские места приехал впервые пятнадцать лет назад. В прохладный пасмурный день грел руки в тазике с теплой водой. Играл на "раздолбанном" "Беккере" – другого рояля еще не было. На скамейках в парке народу битком, и тысячный гул "браво!" долго разносился по окрестностям. Вот он-то, выдающийся наш музыкант, не только денег не взял, а на свои купил для музея дорогостоящую аппаратуру. Потом приезжал еще не раз, с подарками - рахманиновскими компакт-дисками, записанными им в Германии. 

Завсегдатай музея и наша народница Александра Стрельченко, роскошно поющая "Белилицы, румяницы вы мои", которую услышал композитор от Надежды Плевицкой и включил в свои "Три русские песни". А дорогу в Ивановку первой из артистов проложила Валентина Левко, когда еще и асфальта-то от Уварова, райцентра, не было. 

Этих музыкантов тянет сюда не заработок, а любовь к Рахманинову, великой его музыке, с которой в любое время года в душу врывается весна. А когда приходит весна, во всем существе нашем звучит мелодия его Второго концерта, "Вокализ", написанный для Неждановой, "Элегия", посвященная Чайковскому, "Сирень"... 

Однажды Шаляпина, ровесника и друга композитора, спросил знакомый англичанин: "Что надо читать, чтобы лучше понять душу русского человека?" Не задумываясь, гениальный певец ответил: "Надо слушать музыку Рахманинова". Это так верно. 

Татьяна МАРШКОВА.