Оазис дворянской культуры (владения братьев Охлябининых, д. Александровка 2-я)
«Жердевские новости» № 53, 06.07.2011
Оазис дворянской культуры
Следующим по значимости в плане культурного наследия являлось, на мой взгляд, имение братьев Охлябининых, находившееся в деревне Александровка 2-я (Хлебиновка). Как известно, заселение земель в районе истоков реки Карачан началось во второй половине ХVIIIвека. В 1770 году статский советник Николай Андреевич Охлябинин купил у государственной межевой канцелярии (а если быть более точным, канцелярия продала ему) 562 десятины 1528 сажен казённой земли, где и основал деревню Александровка, которую многие жители нашего района по старинке, или по привычке, называют Хлебиновкой. В 1779 году он передал её по наследству своему сыну Сергею Николаевичу. Сам Николай Андреевич «владел в это время сельцами Боярских лугов, Периксинских Борков, дачей Покровской слободы под Тамбовом, деревней Сергиевской с 6370 десятинами».
С имением Охлябининых, как, впрочем, и с его владельцами, связано множество нестыковок, неточностей и вымысла. Если верить некоторым источникам, Охлябинины принадлежали к потомственному старинному дворянскому роду и происходили от князей Ярославских: по легенде, от князя Петра Васильевича Охлябинина, внука князя Фёдора Васильевича Ухорского, по прозвищу Охлябина, восходящего к XVIIвеку и внесённого в VIи IIчасти родословных дворянских книг нескольких губерний. Само же слово «охлябина» означало в то время прозвище долговязого человека.
Согласно некоторым данным, Сергей Николаевич Охлябинин имел как минимум двух сыновей: Ивана (около1793 г.р.) и Николая (около 1816 г.р.). Однако, в любом случае, первая дата, как и само генеалогическое древо, нуждаются в тщательной проверке хотя бы по причине фантастически раннего отцовства Сергея Николаевича (род.1778). Выходит, что отцом он стал в пятнадцатилетнем возрасте, во что верится с трудом. Вряд ли потомки Николая Андреевича Охлябинина походили на главного героя «Недоросля» Д. Фонвизина Митрофанушку. Если бы речь шла о представительнице прекрасного пола, то, очевидно, в подобном можно было бы не сомневаться. Всё-таки события происходили более двухсот лет назад, и столь ранними браками во второй половине XVIIIвека кого-либо удивить было чрезвычайно трудно. В то же время доподлинно известно, что титулярный советник Охлябинин Сергей Николаевич (1778-1829) был похоронен в Успенском некрополе города Тамбова, о чём сохранилось соответствующее подтверждение. Поэтому с уверенностью можно утверждать, что это был «тот самый» Охлябинин.
В 1846 году Иван Сергеевич владел в Александровке (Хлебиновке) 1138 десятинами земли и 121 душой крепостных, а его брату поручику Николаю Сергеевичу, 30 лет от роду, принадлежали в Александровке 1148 десятин и 131 душа крепостных. Кроме того у Ивана Сергеевича было большое «имение под Тамбовом и 2000 душ крепостных, 1100 десятин земли в Кирсановском уезде». В то же время он был далеко не самым последним человеком в Борисоглебском уезде: в течение 9 лет, с 1840 по 1848 год включительно, он избирался уездным предводителем дворянства.
Следует отметить, что Иван Сергеевич имел многочисленное потомство – как минимум четверых сыновей, один из которых, Николай Иванович (ок.1870-1920-е гг.), оставил свой заметный след в нашей истории.
С владением Охлябининых, как бы странно это ни звучало, связана и ещё одна проблема – проблема идентификации населённых пунктов с названием Александровка.
В «Списке населённых мест Тамбовской губернии», изданном центральным статистическим комитетом МВД в Санкт-Петербурге в 1866 году, по сведениям 1862 года, под №513 (стр.83) числится Александровка (Охлябинино), деревня владельческая, в которой насчитывалось 72 двора и проживало 317 душ мужского пола и 281 - женского.
По данным, которые содержит «Адрес-календарь Тамбовской губернии» за 1910 год, узнаём, что в Никольско-Кабаньевской волости находились уже две деревни с одноимённым названием: 1-я Александровка (Охлябинина), 92 двора и 420 десятин земли, и 2-я Александровка (Охлябинина), 74 двора и такое же количество земельных угодий.
В «Историко-статистическом описании Тамбовской епархии» 1911 года в разделе, касающемся 3-го Борисоглебского Бурнакского округа, под №492 (стр.341) читаем: «Ивановка (Татаново). Церковь деревянная, холодная, построена на средства прихожан и освящена в 1863 году. Престол один – св. Михаила Архангела. Приход открыт в 1861 году.
Дворов 330, д. м. п. 1095, ж. п. 1084, великороссы, земледельцы, имеют земли 212 дес. на душу.
В приходе три деревни: 1) Александровка (Николаевка), 82 дв., д. м. п. 258, ж. п. 255, 2) Александровка (Ивановка), 58 дв., д. муж. п. 181, ж. п. 190, и 3) Муратовка, 10 дв., д. м. п. 36, ж. п. 35; деревни от церкви в трёх верстах. Имение Р. Охлябинина. Река Карачан».
Имеет смысл напомнить, что значительная группа населённых пунктов Тамбовщины получила названия от производных имён или фамилий основателей. Это многочисленные Ивановки, Александровки, Васильевки, Марьевки, Семёновки и другие. Всего в Тамбовской области, по данным Н.В. Муравьёва, фамильно-именные названия имеют 619 населённых пунктов, в том числе 41 Александровка и 32 Ивановки. И наш район по этим показателям занимает далеко не самое последнее место.
В своей «Изначальной истории населённых пунктов Тамбовской области» Н.В. Муравьёв упоминает ещё о двух деревнях с одноимённым названием Александровка. Привожу фрагменты из этой работы: «Д. Александровка (Преображенский сельский Совет Жердевского р-на). Основана в 1815 г. крепостными князя Петра Кропоткина, переселёнными из сельца Жалобина Мещевского уезда Калужской губернии… Упоминается в документах ревизской сказки 1834 г… Вторично Александровка упоминается в епархиальных сведениях 1911 г. В то время она именовалась селом, где церковь была построена в 1856 г… Д. Александровка (Жердевский р-н). Основана в 1819 г. Впервые упоминается в документах ревизской сказки 1834 г. по Борисоглебскому уезду: «Вновь поселённой деревни Александровки, переведённые крепостные крестьяне из села Заполатова (Мучкапского р-на) в 1819 г., принадлежит майорше Прасковье Николаевне, дочери Шпикуловой, за которой записано: муж. пола – 27, жен. пола – 18 человек (домов – 5)».
Кроме того, в приход села Кропоткино-Петровское, помимо деревни Синие Кусты, также входила деревня Александровка. И это ещё не предел.
А теперь, уважаемые читатели, попробуйте ответить на вопрос, сколько же сёл и деревень с названием Александровка существовало на Жердевской земле?
В документах ГАТО, на которые ссылается автор книги «Усадьбы Тамбовской губернии» В. Кученкова, сохранилось описание усадьбы коллежского регистратора Ивана Сергеевича Охлябинина «при деревне Александровское», относящееся к 1851 году. На тот момент это было чрезвычайно скромное владение: деревянный господский дом «о семи комнатах», крытый тёсом, и стандартный набор хозяйственных построек, таких, как ледник на каменном фундаменте, хлебные магазины (склады) и прочее. Но нам неизвестно точное место расположения усадьбы: вдали от деревни, где-нибудь с краю, в центре и т. д.
В «Военно-статистическом обозрении Российской империи. Тамбовская губерния 1851 год», составленной штабс-капитаном Генерального Штаба Кузьминым говорится, что «господские усадьбы в селениях, принадлежащих одному владельцу, обыкновенно располагаются на одном из концов селения, или на противоположном берегу реки, если селение при реке и местность тому благоприятствует. Живописность местоположнения, удобство для разведения сада, и хорошее качество воды составляют необходимые условия при выборе места под господскую усадебную постройку. В Тамбовской губернии есть много поместий пожалованных в прежние царствования вельможам, и ныне перешедших к потомкам их в виде раздробленном, или даже вышедших из рода первых владельцев. Великолепно отделанные дома, обширные, старинные сады напоминают богатство прежних владельцев, и теперешним запустением возбуждают сожаление о напрасных издержках, употреблённых на эти усадьбы. Нынешние молодые хозяева, живущие в своих имениях, полагают первою заботою не постройку великолепных палат, но устройство удобнейших помещений для своих конных заводов, овчарен, фабрик и проч., смотря по потребности и направлению (без сомнения здесь речь идёт о благоразумных помещиках, которые занимаются своими имениями). В селениях, имеющих многих владельцев, господские усадьбы расположены там и сям между крестьянскими жилищами, и отличаясь красивостью барских домов, окружающими их садами и службами, дают прекрасный вид всему селению».
Имение, «при деревне Александровское» является родиной одного из уже упоминавшихся сыновей И.С. Охлябинина - Николая Ивановича, государственного и общественного деятеля, действительного статского советника. При всей известности этого человека, в его биографии достаточно много «чёрных дыр». Во-первых, неизвестны точные даты его жизни. По этой причине в «Тамбовской энциклопедии» осторожно указано: «(ок. 1870 – позднее 1917)». Во-вторых, в суматохе бурных событий конца 10-х - начала 20-х годов прошлого века окончательно теряются следы его драгоценной половины, сведений о которой почти не сохранилось. Так же как и о детях. Да и вообще неизвестно, были ли они? Лишь в воспоминаниях небезызвестного князя С.М. Волконского имеется упоминание о Н.И. Охлябинине и его супруге Александре Даниловой: «Последние почти двадцать лет наше уездное общество возглавлялось предводителем Николаем Ивановичем Охлябининым. Человек светских, приятных форм, сумевший пройти двадцатилетие уездного предводительствования в трудные, сложные времена, никого не задев, и сам не задетый. Ему помогала в общественном смысле милая его жена Александра Михайловна, человек с редким даром общительности. Когда я был в Москве в те три ужасных большевистских года, они были там же, занимались преподаванием. Мы даже встречались в одном учебном заведении: он давал уроки английского, она — французского. Это была академия военных наук; там были ускоренные курсы. Все курсы советской России были, кажется, ускоренные, но задача этих курсов мне показалась особенно смела: супруги Охлябинины были приглашены в несколько месяцев создать — дипломатов!..».
Будучи уездным предводителем дворянства, Н.И. Охлябинин способствовал оживлению культурной жизни края. Когда, например, в декабре 1908 года возник Борисоглебский музыкально-драматический кружок любителей, в число учредителей его вошёл и сам уездный предводитель. Однако на повышении культурного уровня простого населения уезда это событие никак не отразилось, так как членами кружка были чиновники, местные дворяне, представители купечества: директор гимназии Ф.И. Закревский, финансист Ю.Э. Гарут, помещик С.В. Емельянов, командир кавалерийского полка И.М. Глембовицкий.
Николай Иванович Охлябинин получил блестящее образование: окончил 3-ю Московскую военную гимназию и Александровское военное училище в Москве. В 1881-1890 годах служил в Сумском драгунском полку, в отставку вышел в чине ротмистра. С 1891 года – земский начальник в Борисоглебском уезде, с 1894 – уездный предводитель дворянства, с 1916 – председатель Борисоглебского уездного земского собрания. Впоследствии - бессарабский вице-губернатор, член Государственного совета, депутат 4-й Государственной думы (1912-1917 гг.), октябрист. Был награждён орденом Станислава 1-й и 2-й степени, Владимира 4-й степени.
Я полагал, что хоть какой-то свет на подробности его биографии могла бы пролить ставшая библиографической редкостью книга М.М. Бойовича «Члены Государственной думы. Четвёртый созыв.1912-1917 гг.», опубликованная в 1913 году. Но она, к сожалению, только запутала ситуацию. Помимо того, что ошибочно указана дата вступления в должность уездного предводителя дворянства (по Бойовичу-1896 год), фото №404 на стр. 338, где снят Н.И. Охлябинин, содержит краткую биографическую справку, с указанием ещё более позднего года рождения – 1871-й! Если верить этому изданию, то служить в Сумском драгунском полку он начал в десятилетнем возрасте, а родной отец умудрился произвести его на свет божий в 78 лет!
Впрочем, существующие пробелы при желании, на мой взгляд, можно восполнить, более тщательно «перелопатив» имеющийся в ГАТО массив документов, в особенности метрические книги. Если повезёт, конечно. Но кто и когда это сделает? Да и стоит ли?
Семейство Охлябининых следует причислить к помещикам средней руки, хотя их земельные владения в Борисоглебском уезде неуклонно увеличивались. А дробление являлось неизбежным после смерти владельцев по причине раздела (наследования) имущества.
Необычайно плодородный чернозём уезда (в дворянской среде борисоглебцев называли «южные штаты»), привлекавший внимание помещиков, вызывал немало споров. Известно, что с 1812 по 1852 годы в Сукмановской волости осуществлялось размежевание общих дач на отдельные владения и оформление помещичьих земель отдельно от однодворцев. Так вот, в большинстве случаев помещики стремились просто отобрать земли у крестьян, а тяжбы по разделу между ними, как мы видим, продолжались годами. Трое состоятельных помещиков, в число которых входил и титулярный советник С.Н. Охлябинин, которому было намерено 2735,5 десятины, обратились с прошением в Тамбовское губернское правление вернуть каждому из них недостающие в среднем по 80 десятин из земель однодворцев. Не буду вдаваться в подробности, но в конечном итоге всем помещикам отмерили земли с учётом количества крепостных и перешедших земель с аукционного торга, а также переданных по наследству.
Сам С.Н. Охлябинин до окончания тяжбы не дожил, и в неё, судя по всему, вступили наследники.
Одним из наиболее интригующих, несомненно, является вопрос о повседневной стороне жизни средних помещиков нашего уезда. Наиболее исчерпывающе он представлен в воспоминаниях всё того же князя С.М. Волконского. По мнению внука декабриста, она давала одновременно впечатление «и убогости и довольства, и культурности и дикости».
Вот как он описывает некоторые мероприятия местного масштаба: «Обеды играли большую роль в уездной жизни, ими отмечались события общественного значения: земские собрания, конские ярмарки, бега, а также события семейные – именины, свадьбы. Первые происходили в городе, в помещении клуба или в Европейской гостинице. Всегда бывал в этих случаях распорядитель и при нем помощники, кто-нибудь из отставных офицеров, знакомых с требованиями кулинарных законов и с обычаями парадной сервировки. Закуска была горячая, шампанское заморожено: никто не скажет, как сказал один мой знакомый, вернувшийся со званого обеда не в духе: «Все было холодное, кроме шампанского». Нет, тут всё было очень заботливо обставлено. Распорядители относились к своей задаче совестливо и серьезно и метали грозные взгляды на прислуживающих лакеев. Меня часто удивляло, как люди, дома у себя пренебрегающие всякими требованиями удобства, нарядности и даже чистоты, вдруг на нейтральной почве наемного помещения зажигаются культурной щепетильностью... Обед проходил под звуки военного оркестра; за шампанским начинались тосты, оркестр играл туш, пока осушались бокалы, – все как следует. Не обходилось без скандалов. Кто-нибудь, подвыпив, выпалит публично при всех то, что долго против кого-нибудь нес в душе. Задетый вскакивает, начинает отвечать; его останавливают; вокруг стола тревога, дамы смущенно переглядываются, мужчины унимают спорщиков, распорядители машут оркестру, чтобы играл, в воздухе салфетки... Церемониал нарушен, многие уже повставали с мест, разбиваются на группы; вносят кофе – и за ликерами, за картами, за танцами «инцидент» забывается. Пьют много, в карты играют много. В этих двух занятиях наблюдательность моя может дать мало. В карты не играю и никогда не чувствую бесполезность своего земного существования, как когда вхожу в комнату, где играют в карты. Пить тоже не пью. Но хорошо помню все эти прибаутки, которые встречают появление бутылки на столе, потом сопровождают «первую», «вторую» и т.д. Сам не пил, но должен признать, что пившие и выпившие всегда ко мне относились хорошо, прощали мне мое воздержание. Были крепкие головы; был земский начальник Сушков, Георгиевский кавалер; не было конца его питиеспособности… Еще был горький пьяница доктор Гаврилов Иван Данилович; добрый малый, детина. Помню его только что приехавшего со студенческой скамьи. Он был врачом Алабухской больницы, а я в Алабухах в тот год набор производил, у него в больнице останавливался… О, Россия, «интеллигентная» Россия!.. Как больно, как горько вспоминать! Сколько загубленного, сколько отцветшего, сколько никогда не цветшего и ни для чего по земле прошедшего. Ни следа, ни памяти...
Именинные обеды в уезде носили совсем иной характер, чем эти общественные обеды по подписке. Там распорядители, здесь чувствовалась хозяйка, настоящая заботливость, личная... Странно жили наши средние помещики. Никакого стремления к благоустройству. Барский дом всеми окнами в степь глядится; ни ворот, ни загородки; солнце садится за чистый, ничем не перерезанный горизонт. Подъезжаете к крыльцу. Откуда-то сбоку выскакивает испуганная девчурка, откуда-то снизу выскакивает косматый хриплый пес. Крыльцо дощатое, что называется «тамбур»; ступени поднимаются меж двух чуланов: в одном кладовушка, в другом отхожее место. В прихожей душно, затхло; зимняя рама осталась не вынута; мухи – все засижено. Вот так называемая зала. Четыре стены, венские стулья по стенам; на одном окне ламповый глобус, на другом старый номер «Нивы», на третьем дыня... Балкон: большой, дощатый, покосившийся. А затем сад, то есть то, что именуется садом. Акатник, уросшая, уже в хворост уходящая сирень, где-то сбоку кусочек липовой аллеи, где-то в кустах чахлая сосна. Ни мысли, ни намерения, ни формы, ни рисунка в этом «саду». Но здесь жили поколения, и это место любили, и здесь что-то улучшали и подсаживали; тут показывают любимую липу бабушки; старушка ключница, благообразная, в платочке, даже помнит, как сажали, как долго место выбирали. Подумаешь, не как-нибудь делалось, людям казалось, что они создавали... Среди этого отсутствия форм и обстановки вдруг изысканная требовательность в некоторых подробностях. Спальня барышень ослепляет чистотой; подушки такие, каких вы не видывали; еще бы: мать сама отбирала пуховинки, подбирала одна к одной – «для моих принцесс». Умывальник мраморный, с педалью в загоне, плохо действует, но зато стоит на нем пузырек духов, московских, от Ралле, и склянка одеколону петербургской химической лаборатории…
В именинные дни то, что производило впечатление убожества, пропадало в картине безграничного гостеприимства. Для хозяйки ее именины – это значит угощать. Столы накрыты с утра; гости, подходя к хозяйке, косятся на стол, предвкушая; они к этому готовились, они на это ехали двадцать пять, тридцать, а то и сорок верст. Обед готовился давно. Осетрина из Саратова, свежая икра через знакомого кондуктора из Царицына, вино, конфеты из Москвы, теленка пять недель молоком кормили... Ели много, сочно, жирно, долго... После обеда разбивались по возрастам. Обыкновенно мужчины садились за карты, только некоторые дамы к ним присоединялись, остальные разговаривали между собой, а молодежь уходила на пруд или на лужайку... Я сказал, что разговоры питались хозяйством, политикой и делами семейными. Последние очень мало места занимали в мужских разговорах: так, только мимоходом, и сейчас к другому предмету. Есть ли это атавизм восточного влияния, своего рода умолчание о гареме; есть ли это наследие прежнего нашего терема, но какая-то стыдливость у мужчин по отношению к семейным делам. Это всегда было преимущественным уделом женской половины помещичьей среды. Дети, их размещение по корпусам, институтам, гимназиям, возвращение на каникулы – все это в каждой семье по-другому и давало пищу для нескончаемого обмена: у кого переэкзаменовка, у кого незаслуженная двойка. Борис заболел воспалением, Лиза страдает малокровием, Сонечка не выносит институтской пищи и т. д. и т. д…
Именинные обеды затягивались надолго. Был чай, потом был еще ужин. Садилось солнце, всходила луна – гуляние, разговоры, карты продолжались. Часа в три только начинали разъезжаться те, кто не оставался ночевать... Кучера также получали свою долю угощения, настолько, что обратный путь в темноте не всегда был безопасен. Раз, выезжая с таких именин, на крутом спуске к речке коляска моя опрокинулась. К счастью, послышался скрип телег, подъехал и остановился обоз; из темноты проступили человеческие очертания, раздались сочувственные слова, и коляска была поднята.
Мягкой черноземной дорогой еду по лунной степи; в луне лежат убранные поля, и копны, как таинственные крепостные сооружения, под лунным светом щетинятся. В луне лежат деревни; окна спящих изб блестят... Еду и вспоминаю услышанные разговоры».
Но всё это, так сказать, лирика уездной жизни. Совсем непросто складывались отношения между господами и крестьянами. Их диапазон простирался от нейтрально-равнодушного, до выражения необузданной грубости. Помещик И.С. Охлябинин отличался крайней жестокостью в отношениях с крестьянами. В различные губернские и правительственные инстанции, если верить данным покойной ныне Л.Ф. Тюленевой, на него жаловалась даже родная мать. Это было в незабываемом 1812 году, и только «смутная пора» спасла его от наказания. Хотя, по большому счёту, оно (наказание) в принципе и не могло быть серьёзным. Всего он находился под судом не менее 50 раз; в 1840 году по высочайшему повелению за жестокость по отношению к крестьянам он был предан военному суду, несколько раз ему «воспрещено было выезжать в свои деревни». Но «он имел счастье попадать под милостивые манифесты».
В конце концов, коллежский регистратор и уездный предводитель дворянства по положению, но самодур и садист по природе, помещик Борисоглебского уезда Иван Сергеевич Охлябинин прославился на всю губернию тем, что в 1848 году, в возрасте 55 лет был высечен своим собственным кучером Рожновым по дороге в Спасск. При этом история умалчивает о дальнейшей судьбе кучера, хотя можно предположить, что была она, скорее всего, незавидной…
Александровка 2-я на все времена осталась деревней. Вот почему мы практически ничего не знаем о деревенской школе. Этот пробел не смогла восполнить даже опубликованная в 2006 году рукопись Н. В. Муравьёва «Из истории возникновения и развития общеобразовательных школ Тамбовской области».
В разделе «Восьмилетние школы» говорится об открытии в 1872 году в Александровке уездным земством и сельским обществом начальной школы. Но речь, судя по всему, идёт об Александровке 1-ой, принадлежавшей князю Кропоткину, где церковь, как уже отмечалось, открылась в 1856 году, а церковно-приходская школа - в 1887 году в церковной караулке. В 1911 году в селе в 414 дворах проживали 1675 мужчин и 1681 женщина! Как говорится, сам бог велел иметь здесь школу. К тому же, сама рукопись, отражала состояние школ района на начало 1970-х годов, а Александровка 1-я Преображенского сельского совета была исключены из перечня населённых пунктов области решением областного Совета от 23 октября 1985 года №393.
Александровка 2-я, как известно, всегда относилась к приходу Ивановской церкви, а школа в Ивановке была открыта в 1867 году Почётным гражданином города Тамбова предпринимателем и филантропом Андреем Михайловичем Носовым. Поэтому в числе её первых 26 учеников вполне могли быть выходцы из Александровки Охлябининых.
О существовании школы в Александровке 2-й, причём церковной, при отсутствии в населённом пункте церкви, упоминается впервые лишь в 1911 году, во всё том же «Историко-статистическом описании Тамбовской епархии». Даже по тем временам данное явление можно отнести к разряду неординарных.
Жемчужиной владений Охлябининых, несомненно, являлся парк. Это место, хорошо известное охотникам, пчеловодам, любителям природы и уединения, на мой взгляд, пока ещё продолжает оставаться красивейшим в районе. А в отдельные дни, такие, как очередное открытие или закрытие осенне-зимнего охотничьего сезона, здесь наблюдается самое настоящее паломничество.
В отличие от окончательно запущенного и во многом потерявшего свою привлекательность парка Г.В. Кондоиди (с. Ново-Русаново), парк Охлябининых, несмотря на неизбежные утраты, пока ещё сохранил в общих чертах и свою планировку, и неповторимую, загадочную лёгкость дыхания, которая наполняет душу любого посетившего его человека трепетом юношеского восторга, смутным осознанием величественности происходивших здесь событий, ощущением мимолётности бытия.
Парк Охлябининых был заложен, вероятнее всего, во второй половине XIXвека или незадолго до его окончания. С северной и восточной сторон парк обвалован, причём обваловка заросла молодой порослью малоценных пород, а с юга и юго-запада он ограничен балкой, берущей своё начало неподалёку от трассы «Москва – Каспий», плавно спускающейся к реке Карачан и наполненной тремя прудами искусственного происхождения. Помимо чисто мелиоративного и хозяйственного значения пруды являлись декоративным элементом оформления усадьбы, расположение которой определить можно весьма приблизительно. Место для закладки парка было выбрано не случайно, а именно с таким расчётом, чтобы можно было создать каскад прудов. Длина вала с северной и восточной сторон составляет около 200-250 метров. С запада парк не защищён ничем, и к нему вплотную, также как и с северной стороны, подходят фермерские земельные угодья. В шестидесятые – восьмидесятые годы прошлого века на этом месте находился сад, принадлежавший совхозу «Шпикуловский» и вплотную примыкавший с противоположной стороны к грейдеру, но затем он был безжалостно выкорчеван. О масштабах сада можно судить по ещё сохранившейся мощной тополиной посадке, разделявшей его на две части.
В северо-восточном углу парка владельцами был заложен небольшой внутренний сад, в котором сохранились две ямы от построек непонятного назначения и несколько одичавших яблонь. Возможно, там находился господский дом. С северной стороны, вне пределов парка, к нему вплотную примыкает постепенно превращающееся в джунгли кладбище посёлка Доброе Начало, хотя за многими захоронениями родственники усопших продолжают заботливо ухаживать. Следует отметить, что оно не имеет никакого отношения к Александровке 2-й, жители которой во все времена хоронили и продолжают хоронить односельчан на кладбище села Ивановка.
Одна из центральных аллей парка начинается прямо от плотины среднего пруда, напоминает небольшой каньон, и в центре пересекается под прямым углом с другой аллеей, тянущейся с восточной стороны. Здесь, неподалёку от пересечения, справа, находятся ещё две довольно глубокие ямы; по их периметру встречаются остатки фундамента из красного кирпича, а прилегающая территория чем-то напоминает место падения Тунгусского метеорита – совсем недавно здесь возвышались вековые тополя, под одним из которых располагалась лисья нора. Аллея делит парк на две неравных половины. Неподалёку от пересечения аллей, слева, смутно просматриваются очертания лужайки, в центре которой находится куртина огромных берёз, обсаженная кустарниковыми растениями и некогда доступная солнечным лучам значительную часть светового дня.
Если двигаться от моста через реку Карачан в сторону трассы М-6, то, проехав около километра и свернув с асфальта направо, а затем по полевой дороге вдоль ещё одной тополиной посадки, через несколько сотен метров можно оказаться неподалёку от плотины самого нижнего, третьего пруда, рядом с очередной куртиной обсаженных, но уже сиренью, берёз: по преданию, здесь когда-то находилась беседка. Ещё одна группа беспорядочно разбросанных берёз в количестве 14-16 деревьев находится с противоположной стороны, на расстоянии примерно чуть более километра в чистом поле. Назначение её не совсем понятно.
В плотину самого большого по площади среднего пруда уложена металлическая труба; вытекающая вода образует небольшой водопад, переходящий в едва заметный ручей, наполняющий водой самый нижний пруд. Около плотины можно видеть остатки вековых вётел, обвитых зарослями крушины, хмеля и напоминающих своим видом декорации для съёмки фильмов о леших и всякой прочей сказочной нечисти. Левый склон лощины покрывают несколько десятков красавиц берёз; эта специфическая роща протянулась почти до самой плотины третьего пруда. Правая сторона лощины покрыта редкими группами кустов боярышника, терновника, шиповника и отдельно возвышающихся деревьев лиственных и хвойных пород, чередующихся с полянами неправильной формы.
Ключевую роль в ансамбле играл средний пруд, а вот назначение нижнего не совсем понятно, так как до конца 1980-х годов высота прорванной плотины не превышала 2-х, максимум 2,5 метров. Где-то около 1990-го года плотину «нарастили», что сразу же привело к резкому подъёму уровня воды и затоплению части берёз и другой растительности. Однако уже на следующий год плотина была размыта вешними водами, после чего последние 20 лет никто не рискует заняться её восстановлением. И, как говорится, слава Богу, потому что в противном случае часть возрастных деревьев неминуемо погибла бы.
Самый первый, то есть верхний пруд, не отличается ни размерами, ни живописностью и отделён от среднего высокой плотиной довольно посредственного качества. В отдельных случаях переезд через неё сопряжён с определённым риском для жизни. По берегам двух главных водоёмов разбросаны редкие избы дачников, «базы» фермеров и домики пчеловодов. Это всё, что осталось от некогда благоухавшего посёлка Доброе Начало. Верхом цинизма, является нахождение напротив теперь уже несуществующего дома, в котором, если я не ошибаюсь, проживали глухонемые супруги, таксофона. Картина, достойная пера…
Сегодня, по прошествии десятков лет и отсутствии документов, можно лишь догадываться, как выглядели усадьба и парк в действительности. Меня не покидает ощущение, что в конце XIX– начале XXвека не существовало плотины между первым и вторым прудом, а сама плотина нынешнего второго пруда была гораздо ниже. На эту мысль наводит и упоминавшаяся металлическая труба для сброса воды, и ширина плотины, позволяющая легко проникнуть на территорию парка почти любому виду транспорта, и начинающийся сразу же за плотиной, и являющийся началом аллеи «каньон» или жёлоб, явственно указывающий на выемку значительного количества грунта далеко не самым примитивным способом. Можно с достаточно высокой степенью уверенности говорить о том, что эти работы были проведены в советское время с помощью современной техники.
Само же имение, скорее всего, принадлежало Р. Охлябинину, о котором мы практически ничего не знаем. Ясно лишь одно: этот человек мог быть или братом, или сыном, или племянником Н.И. Охлябин