Газета "Борисоглебское эхо" № 11 от 25.12.1914. Стр. 2
Газета "Борисоглебское эхо" № 11 от 25.12.1914. Стр. 2
ГРАЖДАНЕ! Взамен праздничных визитов – жертвуйте семьям запасных
ИДЕЯ
(Святочная сказка)
Посвящается измученной Бельгии.
– –
В одном далеком царстве было чудное море, а посреди этого моря возвышался громадный гранитный утес.
Чудное оно было потому, что начиная с утеса и кончая последней раковинкой все говорило по-человечьи: и волны, бушующие так грозно по временам, и рыбы, и камешки, и кораллы растения и водоросли. А про утес уж и говорить нечего! Он не только умел говорить – да как говорить – даже смотреть то он умел, как то особенно. Как посмотрит, бывало, так у всех мурашки по телу поползут, а трава и водоросли так и сожмутся, так и потемнеют от страха!..
– –
На море ночь... Ночь, какие редко встречаются... Тьма была непроглядная. Ветер бушевал, что есть силы, свистя и завывая по расселинам утеса. Порою он затихал и становился похожим на жалобный стон, на стон человека погибающего в борьбе со стихией, порою же становился похожим на яростное рычание какого-нибудь громадного зверя или на подземный гул расходившегося землетрясения.
Небо и море слились как бы вместе: и вверху и внизу – мрачная бездна. Рокот и клокотание, казалось, были слышны за целые сотни верст. Громадные валы с седыми гребнями, точно гигантские змеи, покрытые белою волнистою чешуёй, с ужасающею стремительностью неслись в неведомую даль и там погибали или с громадным, как громовые раскаты шумом, разбивались о громадный утес.
Утес шатался и дрожал, как подрубленный столетний дуб.
Ракушки, рыбы и прочие обитатели моря попрятались на дно, ожидая конца этого светопреставления. От страха они совершенно преобразились. Самые непримиримые враги сделались друзьями: ни интриг, ни подкопов, ни жалоб –ничего. Даже чуткий карась задремал, не боясь щуки, а она – хитрая и дерзкая в мирные времена –стала тише воды, ниже травы
Одним словом, в эту ночь на дне морского царства был настоящий рай!
Казалось бы, что в эту ночь не одно живое существо не в состоянии было показаться на поверхность моря.
Но что это такое там, вон-вон вдали, спускается с крутого берега?
Неужели это живое существо, а не призрак?.. Вот подходит ближе и ближе к утесу., но – нет... Это какое-то чудо. Лицо нельзя еще рассмотреть, но одежда видна; белый саван с широкою алою лентой чрез плечо.
Существо это как бы плыло в воздухе. несясь над седыми гребнями волн, оно было окружено как бы своею собственной атмосферой глотной, упругой, так что ни одна складка его белого савана не колыхалась от ужасных порывов ветра... Подходит еще ближе к утесу, ступает на него твердою и самоуверенною стопою, проходит в углубление –и падает без чувств на холодный и мокрый гранит.
Смотрит на нее утес и злобно – плотоядно улыбается.
Это была еще молодая, поразительно красивая женщина, но с бледным прозрачным лицом и с таким выражением страдания и скорби, что у самого бесчувственного злодея, при взгляде на нее, появились бы слезы
На руках и ногах остались следы цецей, а на одежде было несколько кровавых рубцов, тех, какие остаются после истязания, когда секут не снимая одежды и она внедряется в тело вместе с плетью. Грудь её тяжело и неровно вздымалась, а из полуоткрытых уст вылетали какие-то звуки.
Лежит она и не движется – грозный шум моря усыпляет ее.
«Перенесла же она, должно быть, не мало страданий», – думают обитатели моря, и из глаз у них полились чистые, как бриллианты, слезы...
... Мало-по-малу стихает ветер... Улаживаются волны... Все как бы выбилось из сил и заключило союз... На западе становится все темнее, а на востоке стал пробиваться едва заметный свет. Все спит в море – не спит только утес: дерзко он смотрит на гостью и адские мысли бушуют внутри.
Восток начинает светлеть все больше и больше. Через несколько времени стали пробиваться первые лучи восходящего солнца, которые озолотив вершину утеса, спрятались за Бог весть откуда набежавшее облачко...
Облако пронеслось... Солнце выкатилось из-за горизонта и поднимаясь все выше и выше, точно золотом залило на конец, весь утес. Вот оно заглянуло в нишу где лежала незнакомка и, словно смутясь за свое неуместное любопытство, подернулось легкою дымкой.
Море было торжественно спокойно, как будто бы ночью ничего и не случилось. В нем началась обычная жизнь с её треволнениями. Обитатели, позабыв вчерашний испуг, свои клятвы в верности и дружбе, стали жить по-прежнему... Те же волны. Тихо и легко катятся они по безбрежному морю, то нагоняя друг дружку и мчась далее, то ныряя глубоко-глубоко в море и снова выплывая на поверхность, держа в объятьях пучок водорослей или какую-нибудь веточку, плещутся, лобзаются, как маленькие дети. Никого не боятся они при тихой погоде, – и нет в море счастливее их!..
Но что это стало с утесом? Почему он не восхищается собою при восходе дневного светила? Почему он не смотрит теперь на всех с высоты своего величия, не называет себя властелином вселенной? Не потому ли что его изрядно потрепало и расшатало в прошедшую ночь, и он, обессиленный этим, закрылся туманом от всех? Нет. Одно угнетает его: до безумия захотелось ему овладеть существом, лежащим в нише.
Сатанинский смех вызывают на его грубом и дерзком лице её неотразимо симпатичный вид, её кровавые рубцы на нежном теле.
Дрожит утес и шатается, а косматые черные тучи застилают его.
А у подножья плещутся волны, выбрасывая ракушки, маленькие камешки – резвятся и играют.
Вот одна шалунья, подгоняемая подружками, вскочила на утес, к нише, где спала незнакомка и, испугавшись, моментально бросилась назад
Выбравшись на средину моря, она с ужасом рассказала подружкам о виданном, а быстрые волны – сейчас же всем обитателям.
Решили: собраться сегодня всем ночью и попросить незнакомку удалиться. – «Самим де тесно живется». А не послушает, так к вечеру: ветер нагонит волны, а они уж вынесут куда-угодно.
В ожидании ночи всяк занялся своими делами...
– –
Ночь наступила... Светлая лунная ночь. Море было так покойно, что самая маленькая рыбешка, выбравшись из воды производила целый ряд кругов, которые, удаляясь от центра, делались все шире и шире, пока совсем не пропадали вдали.
Природа, казалось, хотела вознаградить за вчерашнее.
Утес представлял нечто грозное со своею фантастическою тенью, которая отражаясь в море казалась как бы пропастью или могилой, над которою он возвышался в каком-то забытьи. Он точно заснул посреди этого дивного моря или очарованный лунным сиянием, боялся пошевельнуться. Вершина его горела разноцветными огнями. Каждый кристаллик, каждая капля воды испускали из себя массу лучей, так что в общем утес представлял как бы владыку моря увенчанного драгоценною короной.
Знал это и утес, знал что он великолепен и грозен в такие чудные ночи, но теперь он меньше всего думал об этом …….
Вдруг из ниши, как нимфа из моря, вышла женщина. Она сбросила с лица покрывало, причем прядь черных волос повисла на лбу. Яркий румянец играл на щеках, а глаза горели страстным воодушевлением и энергией, ...
(продолжение на стр. 3)
Заседание городской думы
(Окончание)
Выслушивается предложение губернатора о принятии мер к увековечению памяти жертв великой европейской войны. Управа рекомендует для обсуждения этого вопроса образовать комиссию.
Долгов.– Вопрос несложный – его решит сама дума...
Гл. Скрынников разделяет мнение управы.
– Вопрос следует передать в комиссию.
Долгов. –Не нахожу нужным... По-моему – просто войти управе в сношение с кладбищенским начальством об отводе на кладбище особого места на воинов, а каким образом увековечить память – обсудим на следующем собрании думы...
Большинство поддерживает предложение Долгова и дума поручает управ войти в сношение с кладбищенским начальством по вопросу об отводке места для могил воинов.
Губернское по земским и городским делам присутствие предлагает городской думе пересмотреть постановление думы от 18-го сентября с. г. об ассигновании кредита на оплату труда служащих, работавших по составлению списков семей мобилизованных нижних чинов.
Возникают оживленные прения.
Испрашиваемую сумму 50 руб. в месяц находят обременительной для города.
Раздаются голоса;
– Довольно и 25 руб.
– Почему должен платить только город, а где же земство?
Г. Заркевич: – Господа, если съезду нужна ассигновка в 50 р. то и дайте ее… Сумма незначительная. Ведь не просит же съезд 100 и 200 р., раз этого не требуют обстоятельства... Я предлагаю заплатить 50 р. и не входить в пререкания.
Г. Долгов возражает:
– Но, надо иметь основание к этой плате! где они?
Шум.. .
Г. Заркевич дословно повторяет уже высказанную им мысль. Долгов настаивает на своем:
– Открывая кредит в 25 руб. – мы тем самым наперед оградим себя от подобных притязаний, которым нет оснований.
В конце концов дума постановила: уплатить только 25 руб. за канцелярские работы.
Вопрос об ассигновании кредита на выдачу наград служащим городской управы пред праздником Рождества Христова – разрешается в положительном смысле: для служащих пожарной команды в размере 10% получаемого жалованья, а управским – в размере месячного оклада.
Поникши головами, выслушивают гласные заявление бывшего городского головы И. Е. Каверина об ассигновании ему пособия.
На вопрос председательствующего, угодно ли думе возразить, – последовала продолжительная пауза..., а затем г. Заркевич замечает: – Можно ли возражать? Наш долг – оказать помощь... такое положение...
Г. Ермолин: –Необходимо помочь!.. Столько лет служил...
Среди гласных движение...
Г. Долгов: –Дума не подготовлена к решению вопроса.., необходимо сделать перерыв.
Объявляется перерыв.
После перерыва г. Емельянов предлагает поставить на баллотировку два вопроса: «дать или не дать пособие» и «в каком размере». Возникают продолжительные прения. Гласные разделились на две равночисленные группы.
Одни за Каверина, другие – против. «Вопрос дать или не дать» вставанием решается в положительном смысле.
При обсуждении суммы пособия – возникают дебаты. Одни предлагают выдать 1000, другие 800 руб.
Закрытой баллотировкой принимается второе предложение.
В конце заседания избраны комиссии: сметная и юридическая.
В первую избраны: П. Н. Аносов, И. М. Каверин, А. К. Долгов, С. А. Жевандров и М. А. Козловский.
Во вторую: А. К. Долгов, Н. С. Скрынников, В. М. Люце, Ф. И. Заркевич и М. А. Козловский.
Заседание окончилось ровно в 12 ч. ночи.
К.
Привилегия греха
– –
Запрещение продажи спиртных напитков в ресторанах первого разряда многих ударило по карману, многих огорчило, многих, может быть, привело в отчаяние, но многим, очень многим дало сатисфакцию. С запрещением продажи вина и пива в ресторанах средней руки «порвалась цепь великая», но, ударив одним концом по мужику, барина она только слегка оцарапала. Пьянство сделалось привилегией внешности и свободной наличности. «Согреться» стало невозможным, но накачиваться спиритуозами под музыку можно было очень свободно. И получилась какая-то привилегия греха. Трезвость стала обязательной для косоворотки и сапог бутылками, но крахмальная сорочка и американские ботинки открывали уже вход в эдем. Попивая легкое винцо и компенсируя количество градусов количеством бутылок, мы не без наглости проповедовали косовороткам квас. И выходило действительно так, что «за деньги все можно» или, что еще хуже «господам все можно».
Я не касаюсь сейчас вопроса о том, следует ли, действительно, изгнать из обихода русского человека все спиртные напитки или напитки надо разделить на категории и, признав одни напитки терпимыми, другие объявить вне закона. Напитки, может быть, и следует разделить на категории, но, уж, конечно, большою ошибкой было бы делить на категории глотки, и представлять возможность напиваться одним, наглухо закрыв эту очаровательную возможность перед другими. Напитки могут быть не равноправными, но глотки д. быть равноправны. Этот принцип равноправия глоток, равноправия желудков, был до сих пор грубо нарушен в пользу белой кости и крахмальной сорочки. Черная кость и косоворотка громко требовали сатисфакции. Они ее получили.
Как бы ни разрешился в конце концов вопрос о трезвости, он должен быть разрешен в духе демократическом, в духе равенства всех перед бутылкой.
Влад. Азов. (Д.)