РУССКАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ГАЗЕТА.1910.№ 40.
Гр. Прокофьев.
Певец интимных настроений.
(С. В. Рахманинов).
Опыт характеристики.
(Окончание).
Ор. 27. 2 – я симфония (d – moll). 2 –я симфония написана композитором в то время, когда он покинул пределы России и поселился за границей, где условия складывались более благоприятно для творчества. И в ней, пожалуй, отразилось это пребывание в тихой пристани, но отразилось неблагоприятно для симфонии. Оркестровое письмо её отражает отделанностью и мелкой чеканкой звукового материала; каждый отдельный момент обширной симфонии звучит полно и красиво, но в целом чувствуется звуковая перегруженность; в блестящей звучности оркестра видно, что композитор многому научился за время своей деятельности в Большом театре, но при этом ещё не чувствуется полная свобода обращения с оркестровой массой; не видно стройного контрастного оркестрового сооружения. Кроме того, чувствуется слишком большая симпатия автора к группе струнных. В области формы также заметна слишком тщательная работа; словно композитору не хочется расстаться с темой, не использовать все возможности, которые эта тема дает. В целом же симфония при всех музыкальных достоинствах производит впечатление хорошего труда, но не крупного вдохновения. Посвящение симфонии С. Танееву, признанному мастеру контрапункта и формы, как бы подчеркивает значение труда, в котором бывший ученик посильно реализует заветы учителя.
Симфония начинается спокойным широким Largo, где легкими волнами переливаются струнные, поддержанные деревянными духовыми; на момент взбушевались спокойные волны и опять улеглись, чтобы дать место главной теме симфонии (Allegro moderato), напоминающей Чайковского своим унылым настроением. Тема эта отдана опять скрипкам, красивый фон для которых дают кларнеты и альты (divisi in tre); постепенно нарастает звучность, проходят отрывки из вступления и, наконец, появляется 2 – я тема, довольно бедная, но хорошо звучащая у гобоев и кларнетов. Заключительная партия, равно как и вся экспозиция, очень сжата; еще короче, лаконичнее реприза; зато разработка разрослась чрезвычайно, делая первую часть достаточно несоразмерной. В разработке от тематического материала взято все, что было можно или, по крайней мере, все, что автору казалось возможным, а в результате эта нагроможденность, эта растянутость в связи с общим унылым настроением резонно вызвала заграничную характеристику симфонии, как образчика славянской пассивности. 2 – я часть, a – moll’ное Allegro molto (Scherzo), пожалуй, удачнее всех частей. Быть может, её темы несколько «разухабисты», но они ярки и характерны. Трио очень певуче и контрастирует отлично, а возвращение главной части и постепенное «accelerando» очень хорошо звучат и зажигательны. 3 – я часть – Adagio (A – dur) начинается певучим струнным вступлением, приводящим к главной теме (кларнет) рахманиновского малоподвижного типа; этой теме соответствует небольшая контрапунктирующая темка альтов. Adagio является наименее удавшейся композитору частью, где особенно назойливо дает себя чувствовать растянутость и стремление дать все возможное, что всегда ведет к дурным последствиям и портит непосредственность впечатления. В 1 – й теме финального «Allegro vivace» можно усмотреть сходство с темой второй части; сама же по себе она очень оживленна и подвижна; вторая тема очень капризна по строению и капризность её ещё подчеркнута нюансировкой автора. В целом финал производит хорошее впечатление и звучностью и общей выдержанностью настроения.
Ор. 28. Соната для фортепиано (D – moll). И здесь нашла себе отражение новая мелкая манера письма композитора, мало вяжущаяся с крупной формой сонаты. Только соната не производит впечатление этюда звучного письма, т. к. у Рахманинова издавна все отлично звучит на фортепиано. Но ни в одном из прежних его фортепианных произведений полифоничность письма не достигла таких невероятных размеров. При этом нужно сказать, что контрапунктирующие мелодии изложены так ловко, что все легко выделяются, если только исполнитель преодолеет невероятные технические трудности сонаты. Для Рахманинова новостью является и основной замысел сонаты: здесь впервые он попробовал передать звуками свои литературные впечатления, а именно впечатление от гениальной трагедии Гёте – «Фауст», т. е. дал образец идейно – программной музыки. Я не скажу, что этот замысел одинаково во всех частях удался композитору. Лучше всего, цельнее всего вышло первое Allegro moderato, т. е. воплощение мятущегося пытливого духа Фауста. Я решаюсь сказать, что здесь композитору удалось передать свой замысел, так как у меня под руками лежит № «РМГ» за прошлый год, где я, ещё не зная о программе композитора, писал, что «основное настроение 1 – й части – какой – то вопрос один из тех проклятых вопросов, которые умрут лишь одновременно с исчезновением человеческой жизни земного шара». И вступление 1 – й части (Allegro moderato), указывает на непрерывную работу колеблющегося сознания, и первая, вопросительная тема (meno mosso), на которую не дает ответа и 2 – я, но идея сонатной формы контрастирующая в первой. Эта 2 – я тема, правда, покойная, светлая, но она лишена <за>кругленности и не дает ощущение покоя. Разработка блестяще сработана в смысле контрапунктическом; настроение вопроса все назревает и вдруг перед кодой, не в качестве ответа на вопрос, но в виде светлого прозрения, в виде будущего ответа звучит (в D – dur) простая, но задушевная тема второй части сонаты, тема «lento», тема Гретхен …
… могу я теперь добавить к отрывку из прошлогодней рецензии. Сама по себе главная тема Lento красива и покойна, но прообраз Гретхен гораздо непосредственнее, гораздо проще, чем бесконечно тонкие паутинки полифонической ткани этой части сонаты. 3 – я часть сонаты ярка, пикантна, саркастична, хотя, конечно, образ Мефистофеля только частично может отобразиться в музыкальных формах музыкальными средствами. Появление тем двух первых частей объединяет сонату в стройное целое, и, быть может, подчеркивает единство этих трех главных элементов драмы Гёте. Очень красива 3 – я тема финала …, но её роль характеристике Мефистофеля мало понятна. Заключается соната торжественно, победно звучащей темой Фауста. В целом, несмотря на некоторые длин<…>, соната представляется мне высокоталантливым произведением, как в смысле св<…> выразительности, так и по чисто музыкальным достоинствам, но только в эти достоинства нужно вслушаться, к ним нужно <…>дойти.
Очерком сонаты я заканчиваю свой характеристический этюд; заканчиваю его на стадии полного развития таланта нашего даровитого соотечественника, перед которым чуть ли не вся жизнь ещё впереди и который заметно прогрессирует в смысле расширения своих горизонтов. Даст ли он нам симфонию, столь же цельную и одухотворенную, как <то> более мелкие и интимные произведения, <…> не даст, безразлично, ибо дело не в размерах творчества, в выявлении прекрасного, говорящего музыкой сердца того или другого композитора, а Рахманинов уже сказал нам много, да и скажет ещё – верю <…> - не меньше!
Гр. Прокофьев.
