Борис Мансуров.ПАСТЕРНАК и «Доктор Живаго» - атака из темноты в новом столетии.

Борис Мансуров

ПАСТЕРНАК и «Доктор Живаго» - атака из темноты в новом столетии.

                                                                                Ко мне на суд как баржи каравана

                                                                                Столетия плывут из темноты.

                                                                                                                                   Борис Пастернак

       (К 55 летию со дня присуждения Борису Пастернаку Нобелевской премии.

               Доклад на Конференции им. С.Н.Дурылина)

Борис Пастернак  и  Сергей Николаевич Дурылин (1886  – 1954 )  – их дружба и жизнь - достойный  пример служения ТАЛАНТЛИВЫХ людей чести  культуре и благу России.

 Дурылин  постоянно преследовался  советскими властями:  арест в 1922 году и ссылка в Челябинск, с 1927  ссылка в Томск. Возвращение в Москву в 1933 и вновь арест.

 В публикации литератора Натальи Лайдинен есть запись:

«Поэтесса Вера  Звягинцева была верным другом Дурылина во время его Томской ссылки и передавала письма Дурылина Борису Пастернаку». Добавлю, что  Пастернак в двадцатые годы состоял в организации журнала «Узел» вместе с Звягинцевой  и был влюблен в нее. Об этом пишет сама Вера,  вспоминая свои встречи с Пастернаком в 1934 году. Лайдинен сообщает: «В гостях у Веры Пастернак напишет в альбом для Дурылина маленький экспромт с ремаркой: «На счастье Сереже. Среди раздорожья. Боря».

  Сергей Дурылин. в 1903  оставил занятия в московской 4-й гимназии. Будучи на четыре года старше Бориса,  Дурылин  стал давать уроки, которые посещал и Борис Пастернак.

О взаимопонимании и родстве душ этих людей хорошо говорит письмо Пастернака (февраль1930 ) к Дурылину в ответ на горячий отклик Сергея на перевод Пастернака стихов Рильке, опубликованный  в «Новом мире». Пастернак пишет:  «Ах, Сережа. С чудом Вашего понимания ничто не может идти в сравнение. И всего менее – я сам».

В 1945 году, прочитав стихи Пастернака памяти Марины Цветаевой, Дурылин  отмечает:

«…Со времени лермонтовской «Смерти поэта» в нашей поэзии не было таких звуков».

В марте 1946, в период начавшихся нападок на творчество Пастернака, Дурылин,  будучи известным литератором, профессором ГИТИСА встает на защиту Пастернака: «Никто, никогда не мог продиктовать Пастернаку ни строки: - ни люди, ни события, ни идеи – всегда его стихи были «свободным вздохом – выдохом»!

 В декабре 1951 Пастернак направил Дурылину рукопись Первой книги романа «Доктор Живаго». Уже вскоре от Сергея Николаевича  пришел положительный отзыв на книгу. С задержкой, 23 февраля 52 года Пастернак пишет Дурылину: «Я не поблагодарил во время за твое замечательное письмо, доставившее мне такую большую и неожиданную радость. Особенно фантастическим было для меня твое сообщение о действительном, невымышленным Докторе Живаго, о существовании которого было для меня неведомо.     Крепко целую тебя. Любящий тебя Б.П.».

  В одном из текстов автобиографии Пастернак напишет: «Это Дурылин переманил меня из музыки в литературу»!

 Роман Доктор Живаго вышел в 1957 в Италии, когда прошло уже три года, как скончался Сергей Дурылин. Став мировым событием, роман уже в 1958 перевели на французский и английский языки, напечатали многотысячными тиражами. В октябре 1958 Пастернаку присуждают высшую литературную награду - Нобелевскую премию. Советская власть и тысячи советских писателей набрасываются со злобной травлей на Пастернака, клеймя его как «прихвостня империализма, иуду, продавшегося буржуям за 30 сребреников, как на власовца, которому надо загнать пулю в лоб…».

  Особо бесновалась совписовская толпа завистников. Как мне рассказывала Ольга Всеволодовна, защищавшая вместе с Ариадной Эфрон и Константином Паустовским честь и жизнь Пастернака, Борис Леонидович в дни его травли вспоминал, что в 1934 году, когда Сталин загнал всех писателей в одно стойло социалистического союза советских писателей: - «Марина Цветаева, будучи в эмиграции, верно отметила: - «Когда людей скучивают – они сначала превращаются в толпу, а затем – в стаю».

   На защиту Пастернака в дни «нобелевской травли»  в 1958 встали знаменитые зарубежные писатели: Хемигуэй, Камю, Грем Грин, Тортон Уайдлер, Зайцев, Сувчинский, английский Пен-клуб… На защиту Пастернака стал лично Премьер-министр Индии Джавахарлар Неру. Тогда поэта удалось спасти, но от подлой «нобелевской травли» Пастернака сразил через полтора года развившийся рак легких.

  Казалось, что после развала советской империи махровое невежество, зависть и злоба просоветских писателей и критиков к роману «Доктор Живаго» и Нобелевскому лауреату Борису Пастернаку сгинули навсегда. Но и в двадцать первом веке находятся «исследователи», последователи представителей той просталинской стаи, считающие роман «Доктор Живаго» никчемным, а присуждение Нобелевской премии Пастернаку в 1958 году «спецоперацией ЦРУ»!

  Несомненно, будь жив и узнай о такой лжи, на защиту Пастернака встал бы его единомышленник Сергей Николаевич Дурылин.   Мой доклад в известной мере призван восполнить этот пробел. 

 Речь идет о книге Ивана Толстого «Отмытый роман Пастернака:   « Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ. Как ЦРУ выбивало для Пастернака «Нобелевскую премию».                           

 Еще в конце 2006 года появилось интервью Ивана  Толстого (журналист, выступавший на «Радио Свобода») в газете Московские новости, 48, 15-21 декабря 2006.

 Интервьюер  Ольга Тимофеева опубликовала его под интригующим заголовком «Как  ЦРУ издавало роман «Доктор Живаго».  Она сообщила, что Иван Толстой «известный исследователь истории русской эмиграции, готовит к изданию трехтомник, который перевернет наши представления об эмиграции. …Сюжет о Нобелевской премии Бориса Пастернака предстанет в новом, неожиданном свете».

 Газета «Комсомольская правда» в декабре 2006 года написала: «Иван Толстой раскрыл тайну романа «Доктор Живаго» и ответил на вопрос кому «обязан» Пастернак получением в 1958 Нобелевской премии». Я обратил внимание на такой символический факт:

за месяц до этого «разоблачения Пастернака», в ноябре 2006 на могиле Пастернака в Переделкине «неизвестные» вандалы свалили кучи мусора и подожгли этот мусор. 

 Мне была знакома тема истории романа и Нобелевской премии Бориса Пастернака из книги Ольги Ивинской «В плену времени. Годы с Борисом Пастернаком».

 В 1978 году ее книга вышла на русском языке во Франции и в переводах - еще в 20 странах. В СССР книгу запретили к изданию. Только после провала путча в СССР в 1992 году мне удалось издать книгу  Ивинской  «Годы с Борисом Пастернаком», М: Либрис, 1992, в России, тиражом 20 тысяч экземпляров.

Тема романа «Доктор Живаго» много раз звучала в наших беседах с Ольгой Всеволодовной на протяжении семи лет наших встреч, начиная с 1988 года. Она скончалась  8 сентября  1995 года и похоронена на кладбище в Переделкине в 300 метрах от могилы Бориса Пастернака.

Надо отметить, что до 2006 года вышло в свет несколько важных работ, где всесторонне освещалась история издания романа «Доктор Живаго».

Среди таких книг отмечу:

-       Сборник. «С разных точек зрения - «Доктор Живаго» Б. Пастернака»,

М.: Совпис, 1990 ;

- Ольга Ивинской «В плену времени», М.: Либрис, 1992 ;

- Даниил Данин «Бремя стыда» М.: Московский рабочий, 1996 ;

- Сборник «Борис Пастернак и власть 1956-72 г.г. Документы (из архива ЦК КПСС, КГБ и Президента РФ). М.: РОССПЭН, 2001 ;

-  Карло Фельтринелли «Жизнь Дж. Фельтринелли», пер. с итальянского, М.: ОГИ, 2003 ;

Уже тогда обратил внимание на ряд умолчаний и даже нелепостей в интервью Ивана Толстого, но решил дождаться его книги  о  ЦРУ и «Докторе Живаго».

  В 2007 в России вышла очень интересная книга итальянского журналиста Серджо Д* Анджело «Дело Пастернака: Воспоминания очевидца» М.: НЛО, 2007.

   Эта книга Д* Анджело, написанная «соучастником  преступления» ( формулировка из дела в КГБ ) выхода романа  «ДЖ» на Западе, давало для Толстого много информации для исправления ряда ложных утверждений, проявившихся в его интервью 2006 году.

Однако,  все нелепости были перенесены Иваном Толстым (ИТ) в его книгу «Отмытый роман…», М.: Время, 2009.   Более всего удивляло то важное обстоятельство, что в октябре 2008 году открылись материалы архива Нобелевского комитета за 1958 год о «Нобелевском деле Пастернака». Это произошло 50 лет спустя, согласно Уставу Нобелевского комитета, после присуждения Пастернаку Нобелевской премии в 1958 году. Тогда открылись все «тайны» и подробности присуждения Борису Пастернаку Нобелевской премии по  литературе. Но ИТ почему-то стал спешить со своими разоблачениями и выпустил книгу, не дожидаясь публикации материалов о Пастернаке из Нобелевского архива.  Книга Толстого была представлена в Москве  в декабре 2008  на 10-й международной книжной ярмарке «Нон – фикшн». 7 декабря 2008  обозреватель  «Эхо Москвы» Майя Пешкова провела интервью с Иваном Толстым.

Вновь звучали слова о разоблачении им решающей роли ЦРУ  в «отмывании романа Пастернака» и «выбивании» для него Нобелевской премии.

По результатам интервью М. Пешкова сделала вывод: «Историк литературы Иван  Толстой, автор книги «Отмытый роман Пастернака», утверждает, что ЦРУ подкупило Нобелевский комитет.  Это была тщательно  продуманная операция».

 К сожалению, и Пешкова не ознакомилась с материалами Нобелевского комитета о «Деле Пастернака» за 1958 год. Потому рассмотрим эту проблему, как говорит Жванецкий, «по мере поступления неприятностей».

 В своем интервью 2006 года Толстой заявил: «Ведь Нобелевская премия должна быть присуждена  Пастернаку за издание романа на родном  языке, как должно быть по уставу».

Где читал такой Устав  ИТ осталось неизвестно - это не указано в его интервью.

 Следующее заявление ИТ: «Один из «выдвигателей» Пастернака на Нобелевскую премию 58 года, Альберт Камю, получил следующий ответ: «Комитет хочет присудить премию, но нет русского издания романа».

Где читал ИТ о таком заявлении Камю и ответе ему из Нобелевского комитета также Толстым не указано. Все материалы Шведской академии за 1958 год по «делу Пастернака» прочитал  журналист Василий Геросин. Его публикация на эту тему вышла в январе 2009 в газете «Взгляд» ( текст статьи есть в интернете ).

Геросин сообщает читателям:  Архивариус Шведской академии Микаэла Хольстрем представила материалы, включающие в себя списки кандидатов за 1957  и 1958 годы, пояснительные записки литераторов по творчеству Пастернака от 1947  по 1958 год включительно. Приведены аргументы членов Нобелевского комитета в отношении кандидатов на Нобелевскую премию по литературе. Пастернак значился среди четырех финальных кандидатов на премию в 1957 году.

  ( Отмечались его стихи и переводы Шекспира  за многие годы, а также знаменитый перевод «Фауста»,  Гете, сделанный Пастернаком в 1953 году. – Б.М.).

Лауреатом Нобеля по литературе за 1957 год стал французский писатель и философ Альберт Камю.  К началу 1958  постоянный секретарь Шведской академии Андрес Эстерлинг уже прочитал роман «Доктор Живаго», вышедший в 1957 в Италии. Он отметил, что «Академия может принимать решение с  чистой совестью, НЕВЗИРАЯ НА ТО, ЧТО РОМАН ПАСТЕРНАКА ПОКА ЕЩЕ НЕ ИЗДАН В СССР!» ( выделено Б.М.)

Из нобелевского архива стало известно, сообщает Геросин:

 В 1958 году кандидатура Пастернака официально была выдвинута членами Комитета, профессорами Ренато Поджоли, Хэрри Левиным (Гарвардский университет) и проф. Эрнстом Симмонсом (Колумбийский университет) в том числе и за роман «Доктор Живаго»[1].

Писатель Альберт Камю не выдвигал Пастернака на Нобелевскую премию 1958 года.

 Из книги  профессора Стэнфордского университета Лазаря Флейшмана, наиболее авторитетного в мире пастернаковеда, стало известно, что профессор Колумбийского университета, известный литератор  Глеб Струве  направил 30 января 58 года письмо  в Шведскую академию с предложением выдвинуть Бориса Пастернака на Нобелевскую премию.[2]  К  профессору Струве не поступало письмо из Комитета с отказом номинировать Пастернака на  Нобелевскую премию.  

 Очередное «яркое» утверждение в книге Ивана Толстого:

Патовая ситуация, когда комитет согласен, друзья очень хотят, но нет денег ( на русское издание романа. – Б.М.). Оказалось, что требуется Бог из машины, черт из коробочки – кто угодно; некая сила, которая бы это издала. Потому что сгущение туч вокруг Пастернака достигло такой степени, что без Нобелевской премии поэту грозила публичная казнь.

 ИТ развивает свою мысль: Жаклин де Пруайяр, французский славист, единственная на Западе обладала правленой рукописью, но выпустить ее не могла. Сама напечатать книгу по финансовым причинам она не сумела, а отдать в руки ЦРУ – означало гибель карьеры.

 Занимаясь, по заявлению самого ИТ, почти 20 лет  сбором материалов и написанием книги о «ДЖ» и ЦРУ», Толстой, видимо, забыл, что копии своей рукописи романа Пастернак передавал лично нескольким адресатам: в мае 1956 – для итальянского издателя Фельтринелли, через его представителя-журналиста Итальянской компартии д*Анджело;  летом 1956 – передал копию рукописи «ДЖ» для издания в Англии профессору Оксфорда  Каткову; летом 1956 – литератору Исайе Берлину для передачи своим сестрам в Англию; в январе 1957 – французской славистке, графине   Жаклин Д* Пруайяр; летом 1958 – внуку графа Льва Толстого,  Владимиру Толстому[3].

О какой «публичной казни Пастернака» в конце 1958 печется Толстой?

Пастернак выполнил в 1957 требование советских властей: задержать публикацию романа «ДЖ» на пол года; затем по требованию властей послал телеграмму к Фельтринелли: – «Верните роман на доработку», но получил отказ от темпераментного итальянца.  

   Роман вышел в Италии в ноябре 1957, разошелся мгновенно, потому в ноябре-декабре 1957 издательство Фельтринелли выпустило еще 5 тиражей романа. Советские власти сделали вид, что такого романа вообще не существует, и спокойно согласились с тем, что часть гонорара Фельтринелли стал неофициально присылать Пастернаку в Москву. Ведь власти по подлой сталинской методике прекратили издание стихов, переводов и показ пьес Пастернака, лишив его заработка в своей стране. На обмен Пастернака гонорарами с западными  писателями, издававшимися в СССР, «демократ» Хрущев не мог дать разрешение – стыдно, однако. Органы все отслеживали, но не мешали привозу денег из Италии в Москву для Пастернака.

В апреле 1960 Пастернак смог даже купить машину «Волга» для сына Лени.

  Оценим  заявление Ивана Толстого об «отсутствии денег на издание романа ДЖ на русском языке» для Нобелевского комитета, если бы это было обязательным требованием,  несложным расчетом.  Для членов Нобелевского комитета хватило бы и пяти экземпляров, т.к. из них на русском читали не более пяти профессоров. Для славистов главных университетов мира – еще пятнадцать экземпляров ДЖ. Дар шведскому королю и библиотекам  Нобелевских столиц - Стокгольму и Осло – еще десять книжек романа. К октябрьскому 1958 заседанию Нобелевского комитета уже тысячи культурных людей в Европе прочитали роман «Доктор Живаго».

Коли по зарез нужен был роман на русском языке, то надо было напечатать не более  50 экземпляров! Русский текст романа был в Европе у нескольких адресатов.

 Какие деньги на это нужны и кто их мог дать – ясно из оглушительного успеха «Доктора Живаго» в 1957 и огромного  интереса к роману со стороны крупнейших издательств Европы и Америки: «Галлимар», «Коллинз», «Фишер», Мичиганский университет и др.

  На издание 50 экземпляров романа на русском языке мог выделить деньги сам Пастернак из своего гонорара, который сохранял издатель-миллиардер Фельтринелли.

К слову, Толстой сам цитирует эпизод из книги Ольги Ивинской «В плену времени»,  когда Пастернаку от Фельтринелли привезли гонорар - чемоданчик с пачками советских денег (с. 365 в книге О.Ивинской «В плену времени», М.: Либрис, 1992 ).

 Неужели Пастернак пожалел бы малую толику денег из гонорара для издания 50 экземпляров романа «ДЖ» для обеспечения обязательного получения «своей» Нобелевской премии. Ее денежный размер в сотню раз превышал расходы на издание мизерного тиража русского романа «ДЖ».

  Профессор Флейшман в своей книге сообщает о встрече Жаклин д*Пруайяр еще в августе 1957 с представителем международной организации «Конгресс за свободу культуры», которая выделила средства на издание 1000 экз. романа ДЖ на русском языке.  Активный интерес к изданию романа проявили главные политические организации эмигрантов из России: НТС и ЦОПЭ.  Эти организации не интересовались нобелевскими прожектами, их целью было - донести до советского читателя «антисоветский» роман Бориса Пастернака в период разгара «холодной» войны.

  Потому русский «Доктор Живаго» напечатали  в Бельгии в издательстве «Мутон» срочным порядком  к 24 августа 1958 г. для БЕСПЛАТНОГО РАСПРОСТРАНЕНИЯ СРЕДИ СОВЕТСКИХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ВСЕМИРНОЙ ВЫСТАВКИ ЭКСПО – 58 В БРЮСЕЛЛЕ.

Выставка ЭКСПО 58 была событием всемирного масштаба, т.к. проходила впервые после окончания Второй мировой войны. Она завершалась  в середине октября 1958 года. Как пишет Флейшман,  вручение книги «ДЖ» советским туристам происходило на ЭКСПО 58 в павильоне Ватикана, который был расположен между  павильонами  СССР и США. Вручал книгу советским гражданам внук Льва Толстого – Владимир Сергеевич Толстой.  

  Иван Толстой в «Отмытом романе» резюмирует:

  Да, его ( Пастернака – Б.М.) несоветская рукопись сыграла в масть американской разведке и закрутила пол мира в политическую схватку. Не стыдиться, а гордиться по-моему сыгранной исторической ролью надо.

 Особо выделил это место у ИТ литературный критик Андрей Воронцов, в рецензии на книгу Ивана Толстого «Отмытый роман», ЛГ № 22, июнь 2009.  Критик пишет:

Убийственны эти комментарии потому, что Иван Толстой не только не считает Пастернака героем антикоммунистического сопротивления, напротив, всячески подчеркивает его соглашательство «доживаговского» периода.

 Цитата из книги ИТ:

   Он принял большевизм настолько, что, к своему запоздалому ужасу, стал советским поэтом, членом правления Союза писателей, обладателем специальных талонов на «место у колонн» и на такси.

Странно, но разоблачитель «обласканного властью» Пастернака не привел яркий пример своего однофамильца, советского графа – писателя Алексея Толстого,

имевшего в сталинский период, кроме «пастернаковских привилегий», еще три автомобиля, спецаппартаменты, несколько сталинских премий и свободный выезд за границу для прославления «цветущего советского образа жизни» под горячими лучами самого «умного, родного и любимого, всевидящего вождя всего прогрессивного человечества» – Иосифа Джугашвили.   Иван Толстой «забыл» что, когда «рябой диктатор» помер и в 1954 году Хрущев собрал Второй съезд Советских писателей (20 лет спустя), на него Пастернак не пришел и в никаких правлениях СП не участвовал.

«Опытный исследователь» Толстой, видимо случайно, упустил также возможность процитировать в своей книге обвинения промонархической части русской эмиграции в адрес автора «ДЖ»:   Пастернак блестяще выполнил «социальный заказ» партии и правительства. Пастернак не жалел красок, чтобы изобразить в самых мрачных тонах только белых. «Документ эпохи» в «Д.Ж.» составлен так, как нужно большевикам.

  Это написал белоэмигрант  Пронин в газете «Русские новости», США. (См. в книге Флейшмана).

Известный эмигрант, писатель-монархист Владимир Набоков категорически заявлял:

 Выпуск «Живаго» у коммуниста Фельтринелли и вся нобелевская история с Пастернаком с начала до конца являются хорошо просчитанной интригой советских властей ( См. в книге Флейшмана).

Значит Госдеп, ЦРУ, МИ-6 и прочие разведки Запада не подозревали какую услугу они оказывали ненавистным Советам, тратя силы и средства на издание «столь просоветского романа» Пастернака, да еще, по глупости своей, раздавая книгу БЕСПЛАТНО советским туристам на ЭКСПО 58 в Брюсселе в августе и сентябре 1958 года.  Только из разоблачений Ивана Толстого мир узнал, что Пастернак являлся опытным и коварным агентом Кремля для исполнения задания советских властей по «разложению и подрыву западных, империалистических демократий».

  Иван Толстой уверенно пишет в своей книге:

Перед нами история, закрученная именно Пастернаком, и никем иным, причем до поры до времени руководимая им из Переделкина (значит, на даче Пастернака был филиал КГБ. – Б.М.), пока она не стала выскальзывать из его рук и подчиняться обстоятельствам, над которыми властвовать в одиночку не мог никто…

   Тогда, видимо, уже подключились к делу все тайные и явные силы советских органов ( дипломаты, члены СП, журналисты и прочие агенты влияния), чтобы заставить западные издательства отказаться печатать «просоветский» роман «Доктор Живаго». Парадоксально, но Толстой в интервью на «Эхо Москвы» с Пешковой в декабре 2008, вдруг, стал открещиваться от «руководящей роли Пастернака из Переделкина»,  заявляя:  Над книгой совершали противоправные действия, которые не имели никакого отношения к самому Пастернаку. Он сидел за «железным занавесом» и ничего этого не знал (вот те на! – Б.М. ). Это действия западных разведок, и, прежде всего, американской разведки.  

 Критик  из «Литературной газеты» Воронцов отметил нонсенс, связанный с названием книги  Ивана Толстого -  «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ»:

 КГБ фигурирует в названии ради красного словца – какая-либо его заметная роль в этой истории в отличие от ЦРУ И.Толстым не прослеживается.

За двадцать лет сбора материалов о Пастернаке, И.Т. не удосужился прочитать письма Пастернака, где наглядно проявляется зловещая роль советских МГБ, КГБ в «руководстве своим подопечным». 1 ноября 57 года Пастернак пишет сестре Лиде в Лондон:  «Моя дорогая, началась пропажа моих писем, причем самых важных».

В письме к Жаклин во Францию поэт указывает:

 Жорж[4] мог бы, если бы захотел, описать Вам замаскированную зависимость, в которой тайная полиция (МГБ)  постоянно нас держит (меня и всю семью Ольги[5], ее сына,  дочь и ее саму, как заложников) все время шпионя и следя, судя по собственнымоткрытым и бесстыдным признаниям этого учреждения. А тайна моей переписки! 

 Толстой, как и главные советские пастернаковеды, не приводит текст очень показательной  секретной записки КГБ, направленной в ЦК КПСС 18 февраля 1959:

   Как видно из агентурных материалов, Пастернак среди своих знакомых неоднократно  высказывал антисоветские настроения... Как это установлено в ходе контроля за письмами Пастернака, которые он пытался отправить за  границу…  К числу лиц из близкого окружения  Пастернака, не разделяющих точки зрения советской общественности, относится сожительница Пастернака,  Ивинская О.В.

                                                                      Председатель КГБ.  Шелепин.

Эта записка с рядом других секретных документов на «антисоветчиков» Пастернака и Ивинскую была опубликована в Европе в 1994 г., где Иван Толстой « успешно» сбирал материалы для разоблачения Пастернака. И в России  в книге «Борис Пастернак и власть: 1956-1972 г.г.» Москва, РОССПЭН, 2001 г.  опубликована эта Записка КГБ, а также десяток других секретных доносов на «антисоветчиков» Пастернака и  Ивинскую. Видимо, подлинные документы КГБ не интересовали автора  книги «Отмытый роман Пастернака».

  А. Воронцов из Литгазеты в своей рецензии  отмечает:

Нетрудно заметить, что самого Пастернака И. Толстой, мягко говоря, недолюбливает… Красною нитью через всю книгу И.Т. проходит мысль, высказываемая не прямо,а намеками, что литературный успех, всемирная слава, Нобелевский триумф – это результат расчетливого  пиара, интриг, махинаций, закулисных сделок и действий разведслужб, и менее всего  – таланта писателя.

 И.Т. не сознается, что эту «глубокую» мысль о разведках он взял у писателя Набокова,  который сразу почувствовал запах советской разведки в деле с романом «Доктор Живаго».

 Откуда у Толстого эта неприкрытая злоба к Пастернаку. Уж Набокову было за что ненавидеть Пастернака, ставшего успешным конкурентом на Нобелевскую премию, о которой так грезил Набоков, особенно, после шумного у спеха «Лолиты». Но и Толстой ведь  хорошо знал, создавая свой «разоблачительный» опус, о «гневе всего советского народа» в дни травли поэта Пастернака за Нобелевскую премию в 1958 году.  

Тогда советская печать и радио «озарились» бранью в адрес Пастернака: «свинья, иуда, изменник, власовец, которому надо загнать пулю в лоб…» - неполный перечень мерзостей и подлостей в адрес еще живого лучшего поэта России.  Всякому честному читателю эта  неприязнь И.Т. к замечательному поэту Пастернаку непонятна.  Неужели Толстой за кого-то мстил Пастернаку?

  Вспомнил знаменитый совет Козьмы Пруткова:  «ЗРИ В КОРЕНЬ!»

Обратившись к корням Ивана Толстого, обнаружил явление, которое часто присутствует в романе Пастернака «Доктор Живаго»: обилие неожиданных, часто невероятных* совпадений и встреч персонажей романа.

*Очередным невероятным «живаговским» совпадением стал этот доклад на Дурылинской конференции, прозвучавший 28 сентября 2012 года в стенах Музея Алексея Толстого.

  Людям, желающим отыскать истину, последователям Сергея Дурылина, близок его призыв: «О, не ограничивайте свободу человека ни заповедями, ни повелениями! Дайте ему жить!» Пастернак следовал этому девизу Сергея Николаевича при написании романа «ДЖ», в котором утверждал: «Истину ищут одиночки и  порывают со всеми, кто любит ее недостаточно».

Случай Ивана Толстого стал нелепым совпадением – встречей (видимо сознательной) с Пастернаком внука советского графа-писателя Алексея Толстого, по линии отца, и внука известного советского переводчика Михаила Лозинского, по линии матери

Ивана Толстого,  Натальи Михайловны Лозинской. Советский писатель Алексей Толстой – автор популярных романов «Иван Грозный», «Петр 1», трилогии «Хождение по мукам» и др. Он известен стал еще и тем, что за оскорбление женщины – Надежды Мандельштам - получил пощечину от поэта Осипа Мандельштама.   После экранизации «Ивана Грозного», режиссером Сергеем Эйзенштейном, где в угоду «садисту и убийце» Сталину прославлялись опричина, жестокие убийства и деспотизм правителя,  Пастернак сказал:    Какая подлость! Какие они свиньи – и Эйзенштейн, и  Алексей Толстой, и эти все. Я с ними не мог общаться, на многие годы почти отказался от встреч с людьми. Я не терплю нашей интеллигенции за раболепие перед силой и половинчатость. Это какие-то полулюди![6]

Такая оценка деяний деда Толстого обидна для ИТ и запоминается надолго.   Поразительно, но Пастернак оказался невольным обидчиком и Михаила Лозинского, второго деда Ивана Толстого по линии матери. Дело в том, что знаменитый советский режиссер Всеволод Мейерхольд отказался принять к постановке пьесу «Гамлет» в переводе Лозинского и заказал новый перевод «Гамлета» Борису Пастернаку.

Существует извинительное письмо Пастернака к Лозинскому по этому поводу от 1 марта 1940.  В нем, в частности, Борис Пастернак пишет:

   Я глубоко, против воли и наперекор природе виноват перед Вами. …Вы, наверное, знаете, что  перевод был предпринят не по моему собственному почину.  Побужденье исходило от театров, между прочим, от Мейерхольда. За отделкою и перепискою я обложил себя всеми переводами, чтобы принять в расчет все сделанное. …Зачитавшись Вашим переводом, я вообще испытал чувство острого стыда от того, что не позаботился ознакомиться с ним раньше, т.е. оттого,  что при таком переводе, пусть и ценой уговоров, я решился на новый.

…Ваш Данте ( перевод Лозинского. – Б.М.) совершенное чудо. …Весь год Вы были у меня на языке. Вы, верно, это знаете от других. Как Ваше здоровье? Напишите, что Вы простили меня.                                              Ваш Б.П.

Истинное благородство и честь, присущие Пастернаку, ясно высвечены в письме, но это не повлияло на тональность и суть «обличающей» книги Ивана Толстого.

  «Разоблачая» Пастернака, И.Т., конечно, в черном свете обрисовал и образ любимой женщины и музы поэта, Ольги Ивинской. Она ведь посмела написать о Пастернаке книгу, где привела его резкие слова в адрес сановных советских писателей, увешанных орденами и сталинскими премиями.

И.Т. в главе «Действующие лица: Ольга Ивинская» характеризует ее «как обманщицу, державшую престарелого, но темпераментного поэта в сексуальном плену». На эту формулировку обратил внимание критик Воронцов.  Читателям, знающим историю жизни и любви Бориса Пастернака и Ольги Ивинской, трудно понять, как могла Ольга «держать в сексуальном плену» поэта, находясь с октября 1949 до мая 1953 года в Лубянской тюрьме, а затем  в мордовском концлагере, куда ее бросили «по рекомендации» кремлевского деспота.[7]

  Отношение И.Т. к Ивинской сродни отношению журналистки из «Московского комсомольца» Дардыкиной. В ноябре 1997, перед очередным заседанием суда по архиву, спасенному Ивинской и отнятому у нее КГБ, Дардыкина в своей заказной статье в «МК» причислила Ивинскую не только к разряду «обманщиц и валютных контрабандисток», но заявила «на основании закрытых материалов», что Ивинская была «приставлена к Пастернаку органами и партией».   На это профессора слависты из Франции Мишель Окутюрье и Жорж Нива, близко знавшие Пастернака и Ольгу Ивинскую, написали:   Грубая и невежественная клевета ( Дардыкиной. – Б.М.) не скрывает своей подлинной цели:  помешать возвращению наследникам О. Ивинской автографов, рукописей и писем Пастернака, отобранных у нее во время ареста в 1960 г. ( речь идет о втором, «хрущевском» аресте Ивинской. – Б.М.). …Пытаться очернить память Ольги Ивинской не просто морально недопустимо, это подло.           

                                                                    Газета «Известия», 14 января 1998 г.

Видимо, И.Т. не читал отзыв профессоров-славистов с оценкой «разоблачений»  Дардыкиной как акт подлости, как и не знает их реакции на свою «разоблачающую» книгу «Отмытый роман Пастернака».

  Интересна реплика критика Воронцова в адрес Дардыкиной, ярко характеризующая качество ее журналистики.  Из рецензии Воронцова на книгу Ивана Толстого:

 Вокруг книги сразу повисло напряженное молчание. Впрочем, многоопытная  Дардыкина  дала в «МК» довольно большой материал о ней в конце февраля, но написала так общо, так  по-советски обтекаемо, со столькими недоговоренностями, что все скандальные углы «Отмытого романа» оказались совершенно сглаженными. А говорят, в советское время не было в газетах профессионалов! Были!

Конечно, были советские профессионалы, например Заславский, до ужаса «любивший» поэта Пастернака. Его злобная статья в главной советской газете «Правда» от 25 октября 1958 стала криком «фас» для старта оголтелой травли поэта за Нобелевскую премию. У Заславского, видимо, было немало прилежных советских учеников.

     Однако, вернемся к ЦРУ и Нобелевской премии Бориса Пастернака.

Критик Воронцов отметил в своей рецензии:

 Красной нитью через всю книгу И. Толстого проходит мысль, высказываемая намеками, что всемирная слава, Нобелевский триумф – это результат расчетливого пиара, интриг и действий разведслужб и менее всего таланта Пастернака. …Но я знаю, что «Доктор Живаго» абсолютно соответствует критериям завещания Альфреда Нобеля.

   О таланте Бориса Пастернака Иван Толстой мог узнать и из письма своего деда Михаила Лозинского, которое тот написал Пастернаку в ответ на извинительное письмо поэта.  Благородный, не в пример внуку Ивану, Лозинский пишет 17 марта 1940 :

 Дорогой Борис Леонидович, простите, что я так непозволительно долго не откликался на Ваше милое письмо (Пастернак отправил письмо Лозинскому в Ленинград 1 марта 1940 г. – Б.М.).

..Мне грустно было узнать, что я, того не ведая,  явился для вас причиной всяких неприятных размышлений. Неужели Вы думаете, что я хоть в малейшей степени мог бы хмуриться и чувствовать себя чем-то уязвленным, узнав, что и вы, как и я когда-то, перевели «Гамлета»?

…Единственной реакцией моей на это известие было чувство живейшего интереса к Вашему труду, заранее предвкушаемой радостью прочесть новую русскую версию «Гамлета», созданную исключительным мастером. Когда выйдет в свет Ваш перевод? Когда ожидается МХАТовская премьера?Вы в большей степени виноваты в том, что я опять погрузился в Данте. Если бы не Ваш отзыв тогда в Москве, у меня было бы меньше храбрости.

…Если мне посчастливится побывать весной в Москве, мне бы очень, очень хотелось повидаться с Вами. А м.б. Вы сами собираетесь в Ленинград? Теперь у нас по вечерам светло, красота!

Крепко жму Вашу руку.                  Искренне ваш   М. Лозинский

Это письмо опубликовано было в «Литературной газете» №31 от 30.07.86 г.  Иван Толстой даже не намекнул на это письмо. А родство надо помнить и память деда уважать… 

Нобелевская премия по литературе присуждена Пастернаку в октябре 1958 года:

«За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского  эпического  романа».

Журналист  Геросин после изучения пастернаковских материалов Нобелевского архива обнаружил: Одна из сенсаций из рассекреченных архивов: Пастернак выдвигался на Нобелевскую премию шесть (!) раз – в 1947, 48, 49 и 52 г.г., т.е. еще при Сталине, и в 1957 и 1958 г. при Хрущеве.

    Некоторые пастернаковеды  считают, что если бы Сталин узнал о выдвижении Пастернака на «вражескую» премию, это означало бы, скорее всего, физическое уничтожение писателя. На мой взгляд, это неверное мнение. За четыре года  выдвижения Пастернака в сталинские времена на премию Нобеля подряд, это стало «секретом», известным всему свету. Среди членов Нобелевского комитета всегда были писатели с левыми взглядами и даже сочувствующие Советам, которые гордились номинированием советского писателя Пастернака на главную в мире литературную премию.

 Сталину, считавшему себя «провидцем и мудрым вождем всего прогрессивного  человечества», несомненно, льстило то, что он еще в 20-х годах назначил Пастернака в составе «святой троицы» ( Есенин, Маяковский и Пастернак) на роль «глашатаев эпохи». Потому Сталин оберегал Пастернака от злобы завистливой кагорты советских писателей и, конечно, после самоубийств Есенина и Маяковского, оберегал жизнь последнего «глашатая эпохи», но регулярно напоминал Пастернаку – «надо знать

настоящего хозяина судеб писателей  и чаще восхвалять его, тем более,  когда пишешь роман».

 Геросин сообщает недругам Бориса Пастернака:

   Рассекреченные архивы никак не подтверждают причастность американских спецслужб и Генсека ООН шведа Дага Хаммаршельда к давлению на Нобелевский комитет в 1958 году[8].  По всему выходит, что Пастернак победил в честной, и, что для нас чрезвычайно приятно, именно в литературной борьбе. Награждению Пастернака в 1958  предшествовало  его долгое «стояние в очереди», что типично для 50% Нобелевских лауреатов. Нобелевская премия дана Пастернаку в первую очередь «за литературу» - вот, что можно утверждать сегодня с большей вероятностью, чем когда бы то ни было!

  Читателям «Отмытого романа…» сообщаю  мнение главного пастернаковеда Лазаря Флейшмана по данной теме (из его книги «Встреча русской эмиграции с «Доктором Живаго», США, Стенфорд, 2009.):

 Громогласные «разоблачения» причастности ЦРУ к выпуску русского Доктора Живаго бессодержательны и «тавтологичны», поскольку, во-первых, абсолютное большинство эмигрантских (и не только русских) книг, журналов, газет или радиопередач после войны субсидировалось правительственными инстанциями США, а во-вторых, потому, что эта финансовая поддержка ни в малейшей степени не приводила к унификации мнений и нивелированию оценок. Из давно известного факта причастности ЦРУ к русским зарубежным изданиям И.Н. Толстой, в стремлении придать старому материалу свежую детективно - сенсационную окраску, сделал в своей книге совершенно ненаучные выводы. …Видные представители эмигрантской интеллигенции, в естественном союзе с интеллектуальной элитой Запада, оказывали воздействие на вашингтонскую администрацию в стремлении обеспечить и ускорить появление «Доктора Живаго».

 …Именно совокупные усилия нескольких центров интеллектуальной, общественной  и политической деятельности русской эмиграции – ЦОПЭ, НТС, радиостанция «Свободная Европа», мюнхенский Институт по изучению СССР и главные русские  газеты Америки и Европы – смогли донести до сознания администрации США значение обнародования романа и смысл всего «дела Пастернака».                                                  

         Прочитав книгу Ивана Толстого, литератор А. Воронцов делает вывод:

   «Мне неизвестно, пробовал ли автор «Отмытого романа» писать прозу, но чувствуется в нем какая-то геростатова злоба графомана».

А злоба – коварный соавтор, разум застит. Хулителям Пастернака и его романа «Доктор Живаго»[9] напомню слова о Борисе Пастернаке одного из самых честных и пронзительных русских писателей - Варлама Шаламова.

Прочитав рукопись романа «Доктор Живаго», Шаламов пишет Пастернаку:

  Я никогда не писал Вам о том, что именно Вы – совесть нашей эпохи – то, чем был Лев Толстой для своего времени.

…Вы – честь времени, его гордость. Перед будущим наше время будет оправдываться тем, что Вы в нем жили. Я благословляю Вас.  

Послесловие:   Иван Толстой посетил в январе 2009 г. архив Нобелевского комитета, где прочитал материалы «Нобелевского дела Пастернака» от 1958 года. Как положено на цивилизованном радио «Свобода», его ведущий Андрей Шарый провел интервью с Толстым. Интервью оказалось коротким и скромным.

  В нем прозвучали интересные речи из уст «разоблачителя» Ивана Толстого[10].

- О требовании обязательного наличия русского издания романа «Д.Ж.»?

Ответ И.Т.:

В 1958 г. осенью Андрес Эстерлинг сказал: «Мы столкнулись со  странной

 ситуацией, когда нет книги на языке оригинала. И, тем не менее, это обстоятельство

 мы надеемся преодолеть».

Странно само утверждение И.Т. об ОСЕНИ, т.к. 24 августа 58 г. уже был напечатан

«Доктор Живаго» на русском языке и роман активно раздавали бесплатно советским посетителям на ЭКСПО 58 в Брюсселе.

Ясно и точно Геросин указывает на то, что Нобелевский комитет не связывает рассмотрение кандидатуры Пастернака с отсутствием романа «Д.Ж.» на русском языке, т.к. его уже прочитали члены Нобелевского комитета и тысячи культурных людей в Европе и Америке.

О давлении Генсека ООН Дага Хаммаршельда на Нобелевский комитет?

 И.Т. сообщает:

Имя Дага Хаммаршельда не присутствует в пастернаковских бумагах Нобелевского комитета. Он мог и не влиять, а мог бы и повлиять. Мы не знаем, какой там был расклад сил.

 Разумный читатель сам может дать оценку этим словам «историка  литературы»

 Ивана Толстого, который «знал» уже заранее «какой там был расклад». Но И.Т. перед Генсеком ООН извиняться не стал.

    В декабре 2009 Иван Толстой вновь проявился в Москве на 11-й выставке книг «Нон – фикшен» в ЦДХ. Но все было очень скромно, без какого-либо набора читателей и рекламы. За прошедший год даже непросвещенным читателям стала ясна неблаговидная задача «Отмытого романа» и его автора. Унизить гения не смог даже полугений, коим был Набоков. А что может сделать нелепый опус Ивана Толстого с немеркнущей всемирной славой Пастернака?   

К произведениям Бориса Пастернака «как баржи каравана столетия плывут…»!

                                                                                                Борис Мансуров.