История.2003.АЛКОГОЛЬ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ ...

Влияние милитаризма и войн на повседневную жизнь провинциального российского общества всегда было ощутимым и вносило в привычный бытовой уклад россиян серьезные перемены, разрушая сложившиеся традиции и психоэмо­циональные состояния. Первая мировая война 1914 - 1918 гг., вне сомнения, отра­зилась кризисом в судьбах целого поколения, обнажив сложные и противоречивые тенденции развития провинциального социума, отягощенные личностными пере­живаниями и настроениями «рядового» человека. Среди наиболее важных перемен в повседневной жизни, наряду с мобилизацией мужчин, традиционными тяготами военной поры (дороговизной, беженством, ограничением потребления и т.п.), ста­ло введение запрета на продажу водки. Результаты запрета винной торговли изу­чались как современниками, так и в послевоенные годы². Из современных работ выделим статью А. Мак-Ки, специально исследовавшему причины, концепцию и последствия введения «сухого закона» в России в период Первой мировой войны 1914-1918 гг.³ Однако, за редким исключением, исследователи использовали ис­точники центральных архивов и средств массовой информации, но не первичные материалы и наблюдения⁴, которые, на наш взгляд, являются более объективными и информативными. 

Нами предпринята попытка реконструкции «пьяной» провинциальной по­вседневности в условиях «сухого закона» на примере типично тыловой Тамбов­ской губернии в 1914-1917 гг. Представляется важным выяснить, насколько эф­фективными оказались запретительные меры властей по продаже алкогольных напитков? Как противостояли провинциалы этим запретам? Действительно ли массовым было одобрение провинциального населения запретительных мер и бла­годарность за них? Как «сухой закон» повлиял на реалии повседневного поведе­ния и провинциальный образ жизни россиян?

Прежде чем перейти к поиску ответов на поставленные вопросы, необходи­мо уточнить, насколько распространены были питейные традиции в довоенном провинциальном российском обществе. По мнению ряда исследователей, в стране существовали вековые традиции сопровождать и горе, и радость спиртными на­питками, а значит, привычка народного застолья существовала бы, несмотря на любые запреты⁵. В предвоенные годы размах алкоголизма и пьянства действи­тельно тревожил современников. Материалы Второго Всероссийского антиалко­гольного съезда, проходившего в Москве в августе 1912 г., отразили серьезную общественную озабоченность эпидемией потребления спиртных напитков, а также малую эффективность обществ трезвости и разъяснительно-воспитательных мероприятий⁶. По мнению самих современников, пьянство в предвоенные годы достиг­ло таких размахов, что для самого населения становилась очевидной его пагуб­ность. В немалой степени алкоголь стимулировал и преступность. По тонкому замечанию одного из членов Тамбовской судебной палаты каждый уголовный процесс раньше начинался бутылкой водки⁷. Статистические сведения по Тамбов­ской губернии отражали динамику потребления спиртных напитков. Так, до нача­ла войны винная промышленность являлась самой крупной отраслью промышлен­ности. В Тамбовской губернии было 74 винных и 5 пивных заводов⁸. В среднем за 12 лет (1902-1913) население выпило 1 944 000 ведер водки, из них 380 000 упот­ребили города и 1 564 000 - уезды. На душу населения приходилось в городах -1,46 ведра, в уездах - 0,50 (по губернии - 0,58). То есть городское население по­требляло на душу населения в три раза больше алкоголя, чем село⁹. По данным за 1913 г., Тамбов потреблял на душу 1,6 ведра водки при 67 000 жителей¹⁰. Вполне очевидно, что не случайным являлось вынесение еще задолго до начала войны крестьянскими и мещанскими обществами приговоров о желательности прекра­щения продажи спиртных напитков.

2 августа 1914 г. Николай II повелел прекратить продажу водки на все вре­мя войны. Уже вкусив плоды почти полного запрещения алкогольных напитков, введенного с начала мобилизации, большинство населения, и особенно женщины, встретили это решение с похвалой и благодарностью¹¹. Однако предотвратить употребление водки мобилизованными солдатами как традиционного ритуала проводов в армию так и не удалось¹². Пили запасные не только с горя, тревожась за судьбы своих близких, остававшихся нередко без кормильца, но и с радости, если комиссия находила их не годными. Отмечались случаи отравлений и гибели от употребления алкогольных суррогатов уже в первые дни мобилизации. К при­меру, запасной Иван Семенов будучи не принят на службу во время мобилизации, по сообщению «Борисоглебского листка», на радостях «изрядно выпил, а на дру­гой день ему захотелось опохмелиться. Водки он не нашел и раздобыл политуру спиртовую, выпил и умер»¹³.

На местах власти, вполне осознавая опасность продажи алкогольных изде­лий в период проведения мобилизации запасных нижних чинов, применяли ре­прессивные меры к нарушителям. Так, в г. Козлове был закрыт ресторан Кретинина за торговлю спиртными напитками в период мобилизации¹⁴. Но многие торгов­цы все же стремились выгодно реализовать ходовой товар, пользовавшийся в эти дни повышенным спросом. И несмотря на официально закрытые лавки, запасные при желании всегда находили выпивку. К примеру, в Липецке и Козлове наблюда­лось повальное пьянство нижних чинов¹⁵. По окончании мобилизации к губерна­торам стали обращаться буфетчики и другие торговцы спиртным с просьбой раз­решить снова открыть продажу спиртных напитков. Получив отказ, некоторые из них заявляли о добровольном закрытии торговых заведений и прекращении про­дажи вина, однако сами осуществляли подпольную торговлю. За подобные нару­шения власти приговаривали виновных к штрафу 3 тыс. р. или трехмесячному за­ключению. Для многих пойманных на нарушении торговцев более приемлемым было второе наказание¹⁶. Водочные спекулянты предпочитали ограничение свобо­ды финансовой потере, заботясь о сохранении средств и развитии другого бизнеса.

Местная экономическая элита в лице крупных торговцев предпринимала попытки саботажа сухого закона в органах местного самоуправления. В октябре 1914 г. Совет министров издал указ, разрешающий самим городским думам и зем­ствам подавать прошения о закрытии у них продажи алкоголя. Губернаторы и ак­цизные чиновники получили дополнительные указания удовлетворять все просьбы населения о запрете на торговлю спиртным. Разрешение «принимать решение на местах» относительно винной и пивной торговли было отчасти продиктовано реа­листичной позицией правительства, которое считало, что полный сухой закон мо­жет работать лишь при поддержке населения¹⁷. Региональные городские думы не имели единой позиции по запрещению продажи алкогольных напитков. Если Там­бовская, Кирсановская и Лебедянская городские думы ходатайствовали о полном запрещении торговли всеми спиртными напитками навсегда, то Моршанская, Коз­ловская, и Борисоглебская - только на время войны. Кроме того, Моршанская и Козловская думы были против запрещения торговли пивом. Очевидно, что в дан­ной ситуации срабатывало лоббирование интересов продавцов спиртного в мест­ных органах самоуправления. В итоге все же только Шацкое городское само­управление воспользовалось правом не запрещать продажу сладкого виноградного вина (крепостью до 16 градусов). На деле это привело лишь к усугублению ситуа­ции с продажей алкоголя: виноградные вина разбирались публикой нарасхват, несмотря на высокую цену - 20 р. ведро. Жители и торговцы начали изготавливать на основе виноградных вин суррогаты, сдабривая их табаком или другим дурма­ном. Пьянство усиливалось, и с 15 ноября 1914 г. власти были вынуждены запре­тить продажу в Шацке и виноградных вин¹⁸.

Первые месяцы запрета продажи спиртного были повсеместно восприняты как долгожданное освобождение от «зеленого змия». На первых порах простого запрета на торговлю алкоголем было достаточно, чтобы достичь результатов, ко­торые давно предсказывали защитники трезвости. Хулиганство практически ис­чезло, даже ругательств не было слышно. Однако тамбовский губернатор в своем отчете признавал, что, хотя на уменьшение преступности, уличных беспорядков, пожаров и прочих спутников нетрезвой жизни наиболее сильное влияние оказало запрещение продажи крепких напитков, имели значение и многочисленные при­зывы населения на военную службу, вследствие чего из состава мирного населе­ния выбыли те возрастные группы, которые были главными поставщиками прес­тупного элемента¹⁹.

Священники же с упоением отмечали, что после запрета продажи водки больше народа стало ходить в храм, брать просвир, заказывать молебнов и пани­хид за упокой убиенных воинов²⁰. Журналисты сообщали, что уменьшилось число происшествий на праздниках, увеличилась потребность в белом хлебе, мясе, чае и фруктовых водах, возросли вклады в кассы, увеличилось количество продаваемых номеров газет, уменьшилось число нищих. Многие прежние алкоголики приня­лись за трудовую жизнь, вернулись в семьи, сократились и семейные ссоры²¹.

Впрочем, сокращению семейных скандалов способствовал и уход мужей-пьяниц на войну. Не случайно при опросах часть солдаток открыто заявляла, что их жизнь после ухода мужа в армию стала лучше. Прекращались постоянные по­бои, унижения, пьяные дебоши. Женщины часто впервые в жизни получали воз­можность самостоятельно вести хозяйство, единолично распоряжаться деньгами²². Как признавали сами солдатки, до войны мужья часто пропивали деньги, лишь иногда одаривая их чаем да шелковым платочком²³. В этих условиях понятной становится фраза, услышанная одним из корреспондентов «Тамбовского земского вестника»: «Мы теперь воскресли, свет увидели. Дай, господи, чтобы война эта подольше прошла»²⁴.

Справедливости ради надо отметить, что война вносила в женскую повсе­дневность не только позитивные моменты изменения их трудового статуса и лом­ки привычных стереотипов общественного восприятия. После введения «сухого закона», поддержанного абсолютным большинством женщин, в деревнях вместо пьянства распространялась карточная игра²⁵. На наш взгляд, нельзя преувеличи­вать значение запретительных антиалкогольных мероприятий властей в воздейст­вии на традиционный уклад жизни в российской провинции²⁶.

И все же эйфорию от перспектив всеобщего отрезвления разделяли не все. Раздавались и пессимистические голоса по поводу запрещения спиртного и еди­нодушного решения отказаться от водки. По признанию управляющего акцизными сборами Тамбовской губернии, в подавляющем большинстве население относи­лось вполне благожелательно к запрещению продажи крепких напитков как дейст­вительно целесообразной мере, осуществленной правительством по соображениям преимущественно военного характера, однако представители интеллигенции зая­вили о своем отрицательном мнении, находя, что умеренное употребление спирт­ных напитков нельзя признавать вредным в медицинском, экономическом и быто­вом отношениях²⁷.

Конечно, для привыкших в выпивке жителей губернии актуальным явля­лось не теоретизирование о вредности или полезности водки, а поиск ее замените­лей. Повсеместно регистрировалось потребление различных суррогатов. Учаща­лись и случаи отравления этими алкогольными аналогами, которые, по отзывам современников, уже в сентябре 1914 г. стали бытовым явлением. В сентябре в Тамбовскую губернскую земскую больницу поступили 16 человек, отравившихся древесным спиртом, из которых умерло 12, а ослепло - 4²⁸. Часто пили бражку, смешивая ее с денатуратом, отчего, по признанию одного из выпивох, «целую не­делю ходил без памяти. Кругота в голове. Идешь и не знаешь куда, а ляжешь - не поднять ни заду, ни головы. Не дай Бог, кто ее и пьет»²⁹.

Самым популярным «опьянителем» стал денатурат. Одна из женщин, быв­ших в услужении у священника, рассказывала, что когда она сходила в акцизное управление и взяла по специальному разрешению денатурат, то по дороге к ней, увидев бутылку, приставал крестьянин, умолявший продать эту бутылку за любые деньги, давая 3-4 цены сверху. Отмечались случаи, когда прислуга промышляла тем, что, выкрав несколько талонов на получение денатурата, перепродавала их особо «страждущим». Иногда пьяницы давали прислуге разбитую бутылку, пред­лагая купить целую, а «барыне» объяснить, что разбила и что купит новую на свои деньги³⁰. Часто прислуга просила платить ей жалованье не деньгами, а денатури­рованным спиртом. Имелись и специальные посредники, которые, состоя вне по­дозрения, получали право на покупку денатурированного спирта с исключитель­ной целью его перепродажи по более высокой цене, а жители Казачьей и Инва­лидной слобод г. Шацка вообще доставляли денатурированный спирт из Москвы, обратив это занятие в постоянный промысел. Они скупали в Шацке по сравни­тельно дешевым ценам коровье масло, колбасу, мясо, а затем гужевым путем или по железной дороге добирались до Москвы, где распродавали привезенные припа­сы, а на вырученные деньги покупали денатурированный спирт в Московских ка­зенных лавках и везли его по несколько четвертей в Шацк. Денатурат в казенных лавках Москвы продавался легко: около лавок всегда можно было встретить лиц, продававших за 20-25 к. талоны на его покупку³¹.

Способы добывания алкоголя были самыми изощренными. Например, ра­ботники винокуренных заводов наливали бражку в свои карманы, а потом, выйдя их завода, отжимали и пили ее. Другие процеживали денатурат через горячий чер­ный хлеб, обрезав у него корки, потом кипятили его в самоваре с гвоздикой, кори­цей, луком или с лимонной кислотой. Часто бутылку денатурата смешивали с двумя бутылками воды и пили. Такой напиток приводил к галлюцинациям, вре­менному помешательству, но пьяницы не могли удержаться от денатурата, даже рискуя ослепнуть или умереть³².

Власти приказали даже наклеивать на емкости с денатуратом этикетки, разъяс­няющие его пагубность, но это мало помогало. Вообще, денатурированный спирт предназначался для освещения и отопления. Спрос на него определялся и потребно­стями беженцев, которые использовали его в домашнем обиходе в качестве согрева­тельного и осветительного материала, но главным было все же употребление его насе­лением в качестве напитка в сдобренном различными ослабляющими его вкус и запах веществами³³. Несмотря на все меры властей, денатурат все же попадал на рынок, продаваясь там тайно по немыслимой цене - до 60 р. за ведро.

Потребление всевозможных суррогатов в деревне и городе резко отлича­лось. В то время как в деревне охмеляющим напитком служили почти исключи­тельно изготовляемые домашним способом изюмовый квас, брага и самогонка, городские жители предпочитали всевозможные суррогаты в виде одеколона, эфи­ра, политуры, лака и денатурированного спирта, который потреблялся преимуще­ственно в смеси с квасом или фруктовой водой³⁴. Жителям городов, привыкшим к алкоголю, пришлось вместо водки употреблять древесный спирт, киндер-бальзам и другие спиртосодержащие препараты, которые продавались в аптеках. Цены на эти препараты в аптеках в первый месяц войны выросли на 25 процентов³⁵.

Провинциалы искали и легальные способы добычи алкоголя. В губернское ак­цизное управление поступали многочисленные просьбы выдать водку для «техниче­ских надобностей»: духовенство просило ее для очистки куполов и для сладких пиро­гов, парикмахеры для приготовления из спирта духов, свечной завод для изготовления свечей, помещики для обтирания собственного тела и лошадиных ног, военные про­сили спирт для перевязки раненых. Вероятно, водка находила другое применение, однако такие выдачи продолжались. Так, в 1915 г. Тамбовским акцизным управлением было отпущено по пониженным ценам спирта: а) на выделку водочных изделий 5600 вед.; б) на выделку парфюмерных изделий 137,5 вед.; в) для ученых и учебных целей -21,05 вед.; г) земским и иным общественным аптекам 55 772,55 вед.; д) частным апте­кам - 7 741,51 вед.; е) больницам, лазаретам и лечебницам Красного Креста - 1730,7 вед., а всего 12 700,1 вед. на сумму - более 100 тыс. р.³⁶.

Для лечения больных в военное время должны были выдаваться специаль­ные разрешения губернатора на получение по рецептам коньяка, рижского баль­зама или спирта для лечебных целей. Однако и эти преграды обходились нуж­дающимися в алкоголе, когда удавалось договориться с аптекарями или врачами. Местным эскулапам довольно часто приходилось давать объяснения об использо­вание спирта или алкоголя. Так, был отстранен в мае 1915 г. от должности кирса­новский городской врач М.Б. Басотов за использование коньяка не только в лечеб­ных целях³⁷. В августе 1916 г. в Тамбове была закрыта аптека Я. С. Бессмертного за продажу муравьиного спирта, который, по мнению экспертов, представлял со­бой жидкость, вполне пригодную для питья³⁸.

В декабре 1914 г. в городах региона приступили к ликвидации казенных винных лавок. Было закрыто более 300 лавок, то есть около 60 процентов. Поме­щения освобождались, а продавцы получали пособия в размере месячного оклада³⁹. Управляющий акцизными сборами докладывал тамбовскому губернатору в июне 1916 г., что в 1914-1915 гг. винокурение в Тамбовской губернии производи­лось на заводах, которые оказались переполнены спиртом при отсутствии свобод­ных помещений при складах для его хранения. Отсутствие сбыта вынудило вла­дельцев винокуренных заводов сокращать производство, площадь посадки карто­феля, увеличивая посев яровых хлебов и вводя в оборот травосеяние; осуществ­лять перепрофилирование предприятий на другую продукцию: крахмально-паточное производство, мукомольное и т.п. Большая часть полученного спирта была поставлена в казну, а часть его вывезена по договорам для приготовления денатурата⁴⁰.

Несмотря на запреты и репрессии в 1915 г. во многих городах, по отзывам прессы, процветало пьянство. Пили политуру, одеколон, но чаще отдавали пред­почтение бражке, приготовленной из солода и хмеля⁴¹. В 1915 г. полицией было задержано более 320 пьяных, напившихся спиртом, водочными изделиями и раз­личными спиртосодержащими препаратами. Было зарегистрировано отравление различными суррогатами алкоголя 218 лиц, из которых 51 человек скончался⁴². За продажу денатурированного спирта административным взысканиям подверглось 193 человека⁴³.

Выросло потребление и таких ядовитых суррогатов, как политура, лак и де­натурат. Жители региона впрочем не брезговали и одеколоном. На него мгновенно подскочил спрос, а парфюмерные фабрики увеличили его производство в десять и более раз. По сообщениям полиции причины некоторых смертей объяснялись от­равлением разбавленного водой одеколона. Но все же чаще гибли жители от упот­ребления денатурированного спирта. Причем нередко жертвами становились не только мужчины, но и женщины .

Самую большую опасность для политики «сухого закона» представляло са­могоноварение. В целом по России до войны подпольное производство самодель­ной водки отмечалось редко: в 1913 г. поступили сообщения только о 600 случаях. Двухсотлетний строгий надзор со стороны помещиков и государства привел к то­му, что население практически утратило технологию ее производства, а доступ­ность и сравнительная дешевизна высококачественной водки подавила потреб­ность гнать самогон. В 1915 г. полиция раскрыла в России почти 6 000 случаев незаконного «производства» алкоголя, а только в период с сентября 1916 по май 1917 г. - 9 351 случай. Акцизные чиновники уверяли, что реальное число само­гонщиков раз в десять больше⁴⁵. О размахе самогоноварения свидетельствует та­кой факт. Лишь в одном Моршанском уезде за один месяц 1916 г. было составлено более 600 протоколов о выгоне самогона и отобрано около 200 аппаратов⁴⁶.

Беженцы, наводнившие Тамбовскую губернию, оказались более технически грамотными и быстро «обучили» местное население выгонке самогона трех сор­тов: первый крепостью 60-70 процентов, второй - более слабый и третий - мут­ный квас средней крепости. Выгонку самогона жители чаще всего производили в лесу, в оврагах. Доход с каждой бутылки превышал три рубля⁴⁷. Торговля бражкой приносила еще больший доход. Так, производство ведра бражки обходилось в 1 рубль, а продажа приносила от 4 до 8 рублей за ведро. Многие шинкари и шин­карки не боялись протоколов, заявляя, что «мои заработки - на новый штраф»⁴⁸.

Интересную характеристику «бражки» дал в отчете за 1915 г. кирсановский городской голова: «Напиток, говорят, сладкий, но опьяняющий. Полиция борется с этим злом, но не в силах уничтожить его»⁴⁹. Брагу для крепости сдабривали раз­личными вредными для здоровья веществами (вроде настоя табака или перца и т.д.)⁵⁰. Тамбовский губернатор признавал в 1915 г., что «...заурядное пьянство и шинкарство развито повсюду, но меры, принимаемые по искоренению этого, трудно осуществимы, потому что население упорно укрывает шинкарей и не вы­дает их для привлечения к суду⁵¹.

Некоторые горожане специально открывали в городах лавки для мелочной тор­говли, тайно торгуя там спиртными напитками. Так, в Козлове в феврале 1916 г. была закрыта лавка мещанина А. К.Данилова, который смешивал с водой денатурированный спирт и тайно торговал им⁵². В г. Кирсанове хозяйка номеров для приезжих Е. Г. Плужникова занималась тайной продажей водочных изделий, допуская в номерах и картежные игры. Проститутки у нее проживали под видом прислуги⁵³. Не отставали от местных жителей беженцы и выселенцы. Например, в Тамбове в кофейне турецко­го подданного Любу-оглы собирались часто нижние чины и напивались. Все эти заве­дения были закрыты постановлением губернатора⁵⁴.

Борьба с распространением среди населения опьяняющих напитков была малоэффективной. Каковы были причины этого? Во-первых, прежде всего из-за безразличного отношения самих горожан к борьбе с пьянством. Многие жители городов не доверяли полиции и сомневались в действенности мер, предпринимае­мых по отношению к самогонщикам и торговцам суррогатами. Во-вторых, потому что торговля алкогольными напитками осуществлялась в частных домах и тайных притонах, обнаружить которые было весьма не просто. Кроме того, денатуриро­ванный спирт был, по мнению современнико, недостаточно ядовит и, подвергшись «очищению», охотно употреблялся страждущими⁵⁵.

Осенью 1916 г. губернаторы ознакомили под грифом «секретно» начальни­ков полиции с правилами, утвержденными МВД 29 августа 1916 г., ««О порядке уничтожения при наступлении чрезвычайных обстоятельств крепких напитков, принятые как казне, так и частным лицам с практическими указаниями о техноло­гических приемах уничтожения означенных напитков». Было отмечено, что в ка­зенных и частных местах выделки, хранения спиртных напитков в виду воспреще­ния свободной торговли скопилось громадное количество напитков, что в случае возникновения каких-либо беспорядков, особенно в районах их хранения, пред­ставляет громадную опасность в отношении охраны государственного порядка и общественного спокойствия. МВД сочло, что обязательства по устройству при­способлений для уничтожения спиртных напитков должны быть возложены на частных владельцев властью губернаторов. Необходимо было устроить приспо­собления для спуска самотеком спирта и других напитков в водоемы (реки и т.д.), в каналы, колодцы или овраги, для чего должны были быть проложены в земле трубопроводы или закрытые желоба. Частные владельцы обязаны были дать под­писки и предоставить полиции наблюдать за работами по тайному уничтожению спиртных напитков. Заметим, что в правилах специально оговаривалась необхо­димость привлечения к работам по уничтожению спирта преимущественно женщин⁵⁶. Местные исправники подтверждали важность этого мероприятия, так как «за отсутствием винных лавок - все внимание населения, возвращающихся по окончанию войны, будет устремлено на запасы спирта»⁵⁷.

В ноябре 1916 г. уничтожались и запасы пива⁵⁸. В городах устраивались сточные трубы в реки либо в специально вырытые ямы и колодцы. Но если вино требовалось для проведения религиозных обрядов, то просьбы местных общин выполнялись. Так, распоряжением Совета Министров от 21 января 1917 г. было разрешено отпускать евреям для пасхальных обрядов виноградное и изюмное вино (с 10 марта по 1 апреля 1917 г.) кроме пейсаховой водки. Тамбовскому раввину было выдано с этой целью 40 ведер вина⁵⁹. К началу 1917 г. несколько смягчалось разрешение получения водки для особо торжественных случаев. Так, тамбовский губернатор разрешил выдать ведро водки по поводу бракосочетания дочери по­мощника начальника станции⁶⁰.

В то же время власти продолжали получать от населения наказы с просьбой о сохранении запрета на продажу водки навсегда, то есть и после окончания вой­ны. Летом 1916 г. с такими наказами в Тамбовское акцизное управление обрати­лось 68 крестьянских обществ⁶¹. Таким образом, противостояние противников и сторонников «сухого закона» сохранялось весь период войны, что свидетельство­вало о противоречиях не только в позициях и политике властей, но и повседнев­ной жизни самих провинциалов. Надо учитывать и то обстоятельство, что в пери­од войн в российской провинции традиционно возрастало потребление алкоголь­ных напитков. Понятно, что в период действия сухого закона подобная статистика отсутствовала, но еще в период Русско-японской войны 1904-1905 гг. тамбовский губернатор констатировал, что среди населения значительно увеличилось потреб­ление спиртных напитков⁶². Усиленное потребление алкоголя вполне объяснялось психологическим воздействием военного фактора, было обусловлено ростом па­нических настроений, неуверенности в завтрашнем дне, кризисностью привычной повседневности.

По мнению А. Мак-Ки, «сухой закон» косвенно способствовал инфляции. До войны через торговлю алкоголем каждый год перекачивалось более одного миллиарда рублей. Когда этот канал был перекрыт, волна спроса искала выход. Вместо водки население начало тратить деньги на одежду, сельскохозяйственный инвентарь, другие промышленные товары. В перегретой экономике России воен­ного времени такое замещение продуктов потребления подстегнуло рост цен. Го­сударство и дворянство веками с помощью водки отбирали у населения все налич­ные деньги. Чтобы выпить, у крестьянина не было иного выхода, как продать свои скудные излишки зерна, которое, в свою очередь, шло населению городов. Таким образом, «сухой закон» расширил пропасть между городом и деревней. Промыш­ленные товары после взлета на них цен в 1915 г. утратили привлекательность для крестьян, живших почти на самообеспечении. Зерно оставалось в деревне, и горо­да страдали от нехватки хлеба. Уничтожив ненавистную государственную моно­полию, Николай II разрушил тот экономический механизм, который предохранял империю от развала⁶³.

Впрочем, и крушение империи не остановило нетрезвых настроений росси­ян. Напротив, после падения монархии с новой силой вспыхнули анархические настроения, а с осени 1917 г. по стране прокатилась «пьяная революция»⁶⁴.

Конечно, размеры статьи и анализ влияния реализации «сухого закона» на повседневную жизнь в отдельном регионе не позволяют говорить о типологии поведения россиян в российской провинции в кризисный отрезок отечественной истории, отягощенной военным фактором. Необходимо проведение и других ис­следований в конкретных регионах и областях Российской империи рассматри­ваемого периода. Однако именно обращение к первичным источникам, реконст­рукция повседневности, отдельных социальных слоев, семей, «обычных» людей в эпоху войн и потрясений начала ХХ в. позволит наполнить полотно социальной истории России новыми тонами, отражающими современное понимание прошлого нашей Родины.

Примечания

¹   Статья подготовлена при финансовой поддержке фонда Gerda-Henkel-Stiftung (AZ 04/SR/03).

²   См.: Введенский И. Н. Опыт принудительной трезвости. М., 1915; Воронов Д. Жизнь деревни в дни трезвости. Пг., 1916; Биншток Б., Каминский Л. Народное питание и народное здравие. М.; Л. 1929; Статистические материалы по состоя­нию народного здравия и организации медицинской помощи в СССР за 1919­1923 гг. М., 1926; Асташов А.Б. Водка, война, революция: (Борьба с алкоголиз­мом в городах России в 1914-1917 гг.) // Трезвость и культура. 1993. №6. С.3-6 и др.

³   См.: Мак-Ки А. Сухой закон в годы Первой мировой войны: причины, концеп­ция и последствия введения сухого закона в России: 1914-1917 гг. // Россия и Первая мировая война: Материалы междунар. науч. коллоквиума. СПб., 1999. С. 147-159.

⁴   Региональные аспекты реализации сухого закона подробно рассмотрены в моно­графиях О. С. Поршневой, Т.Я. Иконниковой, И.В. Нарского: Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат в период Пер­вой мировой войны (1914 - март 1918 г.). Екатеринбург, 2000; Иконникова Т.Я. Дальневосточный тыл России в период Первой мировой войны. Хабаровск, 1999; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917-1922 гг.

М., 2001 и др.

⁵   См.: Иконникова Т.Я. Указ. соч. С.58.

⁶   Труды Всероссийского съезда практических деятелей по борьбе с алкоголизмом. Т.1-2. Пг., 1915.

⁷   Фаресов А.И. Народ без водки: Путевые очерки. Пг., 1916. С.35.

⁸   Тамбовский земский вестник. 1916. 15 июля.

⁹   Тамбовский листок. 1914. 25 нояб.

¹⁰ Там же. 1915. 17 июля.

¹¹ См.: Мак-Ки А. Указ. соч. С. 147.

¹³ Борисоглебский листок. 1914. 27 июля.

¹⁵ Государственный архив Российской Федерации. Ф.102. Оп.1914. Д.138 ч 72. Л.3.

¹⁸ Тамбовский листок. 1914. 29 нояб.

¹⁹ ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9449. Л.292.

²⁰ Тамбовские отклики. 1914. 8 нояб.

²¹ Там же. С.70.

²² Женская жизнь. 1915. № 21. 7 нояб.

²³ Фаресов А.И. Указ. соч. С.35.

²⁴ Тамбовский земский вестник. 1916. 9 авг.

²⁷ ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9449. Л.288.

²⁸ Тамбовский листок. 1914. 19 нояб.

²⁹ Фаресов А.И. Указ. соч. С.42.

³⁰ Козловская газета. 1914. 12 нояб.

³¹ ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9449. Л.279.

³² Там же. Л.67.

³³ ГАТО. Ф.4.Оп.1. Д.9449. Л.270.

³⁴ Там же. Л.289.

³⁵ Борисоглебский листок. 1914. 26 июля.

³⁶ ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9449. Л. 286.

³⁷ Там же. Л. 1.

³⁸ Там же. Д.9374. Л. 2.

³⁹ Тамбовский листок. 1914. 18 дек.

⁴⁰ Там же. Л.270.

⁴¹ Борисоглебское эхо. 1915. 15 июля.

⁴² ГАТО.Ф.4.Оп.1.Д.9449. Л.276.

⁴³  Тамбовский земский вестник. 1916. 7 июля.

⁴⁴  ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9038. Л. 323.

⁴₆ См.: Мак-Ки А. Указ. соч. С. 156.

⁴⁶  Борисоглебское эхо. 1915. 30 сент.

⁴⁷  Там же. 27 июля.

⁴⁸  Там же. 28 июля.

⁴⁹  ГАТО. Ф.4. Оп.1. Д.9449. Л.24.

⁵⁰  Там же. Л.176.

⁵¹  Там же. Д.8796. Л.23.

⁵²  Там же. Д.9377. Л.1.

⁵³  Там же. Л. 9380. Л.2.

⁵⁴  Там же. Д.9183. Л.1.

₅⁵⁵₆ Там же.Д.9449. Л.276.

⁵⁶ Там же. Л.6.

₅⁵⁷₈ Там же. Д.9650. Л. 2.

⁵⁸ Там же. Л.40.

⁵⁹ Там же. Л.97.

⁶⁰ Там же. Д. 9652. Л.32.

⁶¹ Тамбовский земский вестник. 1916. 7 июля.

⁶² Обзор Тамбовской губернии за 1906 год. Тамбов, 1908. С. 20.

⁶³ Мак-Ки А. Указ. соч. С. 155.

⁶⁴ Подробнее об этом см.: Нарский И.В. Указ. соч. С.196-206.