Дубасов И.И. Тамбовский край в конце XVIII-начале XIX столетий. IV.Тамбовское чиновничество.1884.

Дубасов И.И. Тамбовский край в конце XVIII-начале XIX столетий. //Исторический вестник. Санкт-Петербург. 1884. Том 17.

(отрывки)

___________

С. 551

IV.

Тамбовское чиновничество.

   Неприглядная картина нравов отжившего тамбовского дворянства дополняется крайне неутешительными чертами из быта тамбовских чиновников прошлого времени.

   В 1790 годах, кирсановский исправник Беляев специально занимался конфискацией старообрядческих книг, которыми он  вел торговлю. У крестьянина- старообрядца Алексеева он отнял 12 старообрядческих книг и ему же продал их за 200 руб. Этот же самый Беляев, во время сбора недоимок, зимою привязывал крестьян на несколько часов к столбам и сек их. К счастию кирсановского крестьянства, в среде кирсановских помещиков оказался добрый человек, именно помещик Барчугов. Он подал сенаторам Трощинскому и Щербатову, ревизовавшим в то время Тамбовскую губернию, письменную жалобу на Беляева, вследствие которой расходившийся исправник был уволен в отставку.

   В то время, как в Кирсанове отличался своими подвигами исправник Беляев, в Лебедяне властвовал городничий Шлиппенбах. Со всех торговых статей он брал себе определенную пошлину, по произвольной таксе. Противозаконные финансовые

С. 552.

операции были, впрочем, не единственными увлечениями городничего Шлиппенбаха. Ночью, в мае 1801 года, он ворвался в дом лебедянского мещанина Белкина и требовал, чтобы тот выдал ему свою дочь. И когда ему отказали в этом, он перебил в доме Белкина все окна. Кроме того, Шлиппенбах с обывателями обращался очень жестоко, подвергая их побоям в домах и на улицах. Даже один офицер, Харламов, был прибит Шлиппенбахом на улице ¹⁾.

   Недостатки тамбовского чиновничества были хорошо известны высшему правительству и потому из столицы часто наезжали в Тамбовскую провинцию ревизоры. Чиновников эти ревизоры, разумеется, не исправляли, но все-таки их ревизии были не бесполезны: они доставляют нам не мало материалов для характеристики отжившего тамбовского чиновничества.

   В 1806 году, в Тамбовскую губернию ревизором назначен был сенатор П. С. Рунич, отец известного петербургского попечителя и автор воспоминаний о Пугачеве и пугачевщине. Это был один из самых дельных, строгих и бескорыстных сенаторов описываемого нами времени. Этим вероятно и объясняется его командировка именно в Тамбовскую губернию.

   Сенатор Рунич прибыл в Тамбов в начале июня 1807 года и ревизовал губернию почти 3 года. Такая продолжительность ревизии обусловливалась важностью и сложностью тамбовских злоупотреблений и беспорядков, о которых дал знать высшему правительству, именно министру юстиции князю Лопухину, тамбовский губернский прокурор Головин, а также и губернский предводитель дворянства генерал-лейтенант Баратынский ²⁾.

   Прежде всего приезжий сановник обратил внимание на канцелярские порядки в тамбовских присутственных местах и нашел их большей частью в самом неудовлетворительном состоянии. «Дела в Тамбове, писал он в одном из бесчисленных своих предложений тамбовскому губернскому правлению, - отличаются напрасною волокитою, одних тяжебных дел в производстве найдено мною 4767 и тяжущиеся претерпевают некоторое угнетение. Сенатские указы исполняются весьма медленно, а иные валяются с 1801 года без исполнения». Строгий ревизор обвинял таким образом губернское правление даже в неповиновении правительствующему сенату и в дурном примере подчиненным ему местам. Между прочим, в одном предложении
__________________
   1) В XVIII столетии слишком много было и других подобных фактов из жизни чиновников.
   2) Головин за свой донос был подвергнут двухнедельному аресту и лишен 1/3 жалованья, а потом и вовсе уволен был от службы; но по окончании ревизии Рунича он был восстановлен в должности и скоро даже повышен по службе.

С. 553.

губернскому правлению он выражался так: «губернское правление разрушает твердейшую связь подчиненности и открывает беспредельное поле к разным неустройствам». Во время ревизии тамбовской казенной палаты и уездных казначейств обнаружились злоупотребления по соляной части. Соляные пристава обмеривали и обвешивали народ, употребляя во время продажи соли весы и меры без казенных клейм. В то же время винные пристава продавали известные доли порученного им вина в свою пользу; а хлебные торговцы, с ведома и согласия властей, насыпали покупателям хлеб фальшивыми мерами. Сравнительно в хорошем состоянии, и то только относительно канцелярских порядков, Рунич нашел тамбовскую гражданскую палату да уездные магистраты. А в самом плохом состоянии найдена была тамбовская уголовная палата, о председателе которой Рунич писал так: «г. председатель уголовной палаты, как видно, нисколько не помышляет о том, что истинное служебное отличие состоит в скором доставлении защиты страждущей невинности». Вследствие этого, Рунич немедленно начал ходатайствовать о том, чтобы чинам уголовной палаты сделано было со стороны правительствующего сената должное внушение, А между тем, в виду найденных в тамбовских присутственных местах значительных канцелярских беспорядков, он распорядился, чтобы все члены этих присутственных мест ходили в присутствие и после обеда, от 4 до 7 часов, пока все накопившиеся дела не будут решены. По поводу этого распоряжения все тамбовские канцелярии и присутствия оживились небывалою деятельностью, пример которой подавал сам Рунич, работавший с утра до ночи, прочитывавший все прошения на его имя и лично объяснявшийся с бесчисленными просителями всевозможных рангов...

<...>

 С. 557

<...>
   Взяточничество в описываемое нами время производилось в Тамбовской губернии самым патриархальным образом. Приезжал, например, в какое-нибудь село чиновник, чаще всего полицейский, и прямо объявлял сельскому начальству, что нужно собрать по столько-то с души. Так, в селе Махровке, в 1806 году, земская полиция собрала себе по 20 копеек с человека. Такой сравнительно слабый сбор мотивировался необходимостию покупки для чинов полиции, по случаю наступивших Рождественских праздников, водки, свиных туш, птицы и рыбы. Бывали, разумеется, сборы, более тяжелые для крестьянства. Например, в селе Боганах однажды собрано было для полиции, стряпчего и заседателя уголовной палаты Салькова более 500 руб. В селе Шапкине, по случаю рекрутского набора, взято было уездными властями по 40 копеек с души, всего 369 рублей 60 копеек. Кроме того, волостному писарю дано было по 5 копеек с души, да землемеру Кондыреву около того же времени дано было 370 рублей и ему же куплено французской водки 30 штофов на 50 рублей и свежей рыбы на 30 рублей. Случайно побывал в злосчастном селе Шапкине во время этих поборов Кондырева исправник Забузов, и он ни с того ни с сего попользовался 50 крестьянскими рублями. А крестьянам села Мучкапа было и того хуже. Они покупали для уездных чиновников чай, сахар, мед, муку, масло, табак, и все это -кроме денежных приношений, иногда весьма значительных. Одному чиновнику, Клементьеву, разом дано было 600 рублей. В то же время, т. е. в 1806 году, в селе Паревке, Кирсановского уезда, было такое дело. Туда приехали судья Байберин, исправник Ардабьев и форшмейстер Сорокин производить следствие о порубке леса. Порубки однако никакой не оказалось.

С. 558
   Тем не менее в пользу следователей взято было из мирской казны, именно из податного сбора, 300 рублей ¹⁾. Случалось, что у крестьян не хватало наличных денег для расплаты с начальством, тогда они, чтобы «ублогатворить» это начальство, продавали скотину и таким образом выручали деньги. Так, в 1806 году мучкапские крестьяне продали в пользу уездных властей 600 овец. Все эти расходы записывались в особые тетрадки. Это был сбор поголовный, мирской. В ачадовском волостном правлении (Спасского уезда) долго сохранялась записная книжка старшины И. Иванова под следующим названием: «Реестр мирских издержек на заседателя Попова». В этой книжке между прочим значилось:

   "Из кабака с. Ачадова взято для заседателя Попова водки на 25 рублей".

   "Из того же кабака разных питий—на 4 руб. 50 копеек".

   "Из кабака с. Пичпанды взято водки на 20 рублей".

   Староста Максимов выдал заседателю Попову 25 рублей денег и для него же купил разных питий на 20 рублей.

   Не ограничиваясь мирскими сборами, уездные власти при всяком удобном случае брали взятки и с отдельных лиц, и при том иногда значительные суммы. Например, с крестьянина с. Чуева, И. Котова, за увольнение сына его от рекрутства, получено было властями 750 рублей, да с крестьянина Захара Кожина, за дозволение переменить ему место жительства, взято было 100 рублей.

   Замечательна та простота, с какою велись все эти темные дела, указанные нами. Землемеру Кондыреву понадобились, например, деньги; и вот он пишет письмо одному зажиточному крестьянину:

   "Емельян! Сделай одолжение, пришли мне с сим посланным деньги, а я нарочно за оными посылаю, чем одолжишь М. Кондырева».

   Заседателю Попову понадобился халат. Он довел об этом до сведения крестьян с. Чуева, и они, на мирской счет, сшили ему этот халат, да еще подбили его овчинами.

   Изредка бывали впрочем случаи, когда крестьяне отказывались почему либо удовлетворять хищничеству уездных властей. Тогда эти власти большею частию насильно вымогали требуемое.

   Однажды заседатель Выдрин приехал в одну деревню и обратился к крестьянину Филимонову с требованием денег. Тот не дал, и за это Выдрин велел надеть на «грубияна»
_____________________
   1) Исправник Ардабьев, не смотря на то, что сам был взяточником, писал доносы губернатору Кошелеву на землемеров, изобличая их во взяточничестве.

С. 559
ножные колодки и привязать его к столбу за шею веревкой. После этого на голову Филимонова вылили 15 ведер холодной воды. Подобным же образом поступил с крестьянином с. Русанова, Саблиным, исправник Забузов. Зимою, в жестокий мороз, он велел раздеть его и привязать на улице к столбу. Были случаи еще лучше. Некто Куйманский, служивший в лебедянской полиции, приехал в одно село, забрал там как то 4-х девочек и 2-х мальчиков, обратил их в холопство и роздал разным лицам, например, лебедянскому священнику Родионову, а тот одну из подаренных ему девочек отдал в приданое за дочерью в Данковский уезд ¹⁾. А бывший тамбовский губернатор Лаптев отнял у ясатных крестьян деревни Тенгушевой (Темниковского уезда) так называемую Рогозинскую пустошь с сенными покосами, рыбными ловлями и пахатною землей. Это "блогоприобретение" доставляло г. Лаптеву около 17-ти тысяч рублей годового дохода. Тщетно Тенгушевские крестьяне тратили последние свои средства, чтобы отстоять свое имущество: 12.224 рубля «даны были ими во взяток и на угощение проезжавших чиновников». Но земля так и осталась за Лаптевым ²⁾.

   Вообще, надо заметить, что между чиновниками - хищниками нередко попадались лица весьма состоятельные и по служебному своему положению в уездах весьма почетные. Следствием П. С. Рунича между прочим было обнаружено, что лебедянский уездный предводитель Кошелев, брат Тамбовского губернатора, бесплатно пользовался казенным лесом. В этом он изобличен был собственноручными записками к старшему полесовщику Лутовину. Кошелев разом вырубал деревьев по 400 и все это перевозил к себе при помощи казенных крестьян и на их лошадях.

   Чтобы воспользоваться взятками, власти описываемого нами времени часто оказывались снисходительными. В 1807 году в Саратовской и Астраханской губерниях была эпидемия. Вследствие этого в Тамбовской губернии учреждены были пограничные
_______________________________
   1) Этот же Куйманский приехал однажды в с. Шовское, к солдату Давыдову, которого не оказалось дома. Тогда он отпер солдатский сундук и вынул оттуда 140 руб. ассигнациями, да около 6 рублей звонкою монетою. На другой день солдат Давыдов вернулся домой, узнал о грабеже и немедленно поскакал в Лебедянь к Куйманскому. Тот отказался вернуть ему деньги. Давыдов после этого отправился к исправнику Щепотьеву, но и тот отпустил его ни с чем. «Где, говорил он, у тебя, солдата, быть деньгам».

   2) За Лаптевым водилась еще одна слабость. Он занимал значительные суммы денег на срок и не отдавал их, не без основания рассчитывая на свое значение и на известную судейскую волокиту. В то же время он не щадил и духовенства, отнимая у него землю. Так, он отнял луга у бутаковского причта (Темниковского уезда).

С. 560
карантины. В это время через город Борисоглебск следовали в село Разсказово 100 подвод, нагруженных рыбою. Так как рыбу везли из Саратова, то транспорт следовало задержать. Но исправник и судья все таки пропустили его, взявши 85 рублей и 14 пудов рыбы. Далее, в с. Чигораке рыбный караван был остановлен волостным головою, но немедленно был отпущен, как только в пользу сельской власти поступило 11 рублей и 2 пуда рыбы. После подобных мытарств транспорт прибыл, наконец, в с. Разсказово, к владельцу его Н. П. Архарову.

   Многие чиновники даже и не считали взяточничества за преступление. Так, в 1808 году, в Тамбове судились за взятки борисоглебские сельские власти. Суд однако освободил их от всякой ответственности за это, по слабому смотрению за ними земской власти ¹⁾.
<...>

________________
   1) А иногда за то же самое приговаривали к наказанию плетьми. Очевидно, направление суда зависело от тех или иных взглядов судей на дело.

 с. 562.

<...>

  В то же время борисоглебский стряпчий доносил губернатору Кошелеву, что «в Борисоглебске жить весьма не безопасно по случаю множества воров и буянов, покровительствуемых городничим, который из своих расчетов не принимал даже и жалоб на этих воров».

<...>

 С. 564.
 Некоторые сельские начальники, в сознании своего могущества, не ограничивались одними взятками, а шли гораздо дальше. В июне 1809 года, был такой случай. Крестьянская девушка Лукерья Савостьянова (с. Мучкапу, Борисоглебского уезда) шла в сопровождении своей маленькой сестры с холстами домой. Это было около села. В это время навстречу Савостьяновой выехали из села сельский заседатель Цепляков и волостной голова Баландин. Савостьянова была недурна собой, а сельские начальники на этот раз были навеселе, и вот они схватили ее и потащили в лес. Когда Савостьянова стала кричать, то Цепляков схватил ее за горло и изорвал на ней рубаху. «Счастлива ты, говорил он ей после того, собираясь продолжать свой путь, — что великая поднимается буря, а то бы не то с тобою было за твое упрямство». На другой день Баландин был в гостях у соцкого и кстати похвалился там: «а вчера в лесу я да заседатель немного пошутили с девкой Лукерьей Савостьяновой».

   В том же 1809 году, у одного крестьянина села Троицкого, Расляя, священник Егор Максимов служил молебен. После молебна, по обыкновению, священника посадили в передний угол и стали угощать. В это время вошел в избу сельский староста Кожевников, стал ругать и бить священника и наконец выгнал его из переднего угла. «Я, говорил он, начальство, а не ты; мое место в переднем углу».

   В следующем, 1810 году, татарин Садаев (дер. Тархан, Шацкого уезда) провожал в Тамбов по случаю рекрутского набора трех сыновей. С ним было 165 рублей, при помощи которых он хотел избавить свое семейство от солдатчины. Но соцкий деревни Тархан, Вахит Сейтов, по личному неудовольствию на

С. 565.

   Садаева, догнал его, отнял его деньги и вернулся с ним домой, где и продержал его «в железах» 15 недель ¹⁾.

   И так, вот в каком безотрадном положении найден был Руничем Тамбовский край. Невольно является вопрос, отчего произошли все, отчасти указанные нами, злоупотребления? Может быть, Тамбовская губерния, стоявшая вдали от правительственных центров и бывшая одною из самых глухих сторон русской земли, редко привлекала на себя внимание высшего правительства? Но этого забвения не было. Мы знаем, что в Тамбовской губернии сенаторские ревизии были еще до Рунича и что в течении каких нибудь 10-ти лет три тамбовских губернатора, Неклюдов, Лаптев и Нилов, по высочайшему повелению, были удалены от дел и подвергнуты императорскому неблаговолению. Двоим из губернаторов, Неклюдову и Лаптеву, в 1804 году,  воспрещен был даже въезд в столицы. Следовательно, причина указанных нами тамбовских беспорядков и злоупотреблений была другая, именно невежество и нравственная суровость края...

   Строгая ревизия Рунича нисколько не изменила нравственного строя тамбовского быта. Захолустный Тамбовский край, проводив Рунича, опять принялся за старое. Вот почему уже в 1813 году последовала новая ревизия Тамбовской губернии. Это была ревизия действительного статского советника Винтера, присланного в Тамбов по поводу злоупотреблений тамбовских чиновников по рекрутскому набору. Винтер между прочим обнаружил, что советник казенной палаты Гороховский, исправлявший должность вице-губернатора, брал с отдатчиков каждого села по 100 рублей и более; а козловский исправник Кареев скупал крестьян у бедных дворян и однодворцев и потом продавал их крестьянам для отдачи в рекруты за их семейства. Это барышничество давало ему весьма значительный доход. Так, например, крестьянин Ненашев куплен был им за 500 рублей, а в рекруты продан одному богатому однодворцу - за 1800 рублей...
          В 1814 году, по высочайшему повелению, опять была ревизия Тамбовской губернии. Ревизором в Тамбов приехал сенатор А. А. Львов, бывший тамбовский губернатор. Он нашел губернию в самом безотрадном положении. Это лучше всего можно видеть из его предложений разным тамбовским присутственным местам. Вот что он писал:  "убедительнейше предлагаю губернскому правлению, дабы оно обратилось к святости
верноподданнической присяги и к важности его обязанности». Особенно Львов недоволен был тем, что невинно арестованные
___________
   1) Мы указали далеко не на все факты злоупотреблений, обнаруженные ревизией Рунича.

С. 565.  

   часто сидели по несколько лет в остроге, между тем как о них шла многолетняя бесплодная переписка. «Рабочий дом, писал Львов далее в своем предложении губернскому правлению, - хотя у вас и есть, но оный лучше можно назвать домом отдохновения, потому что содержащиеся там никаких работ не имеют». Отзывы Львова о других присутственных местах отличаются крайнею резкостью и в то же время свидетельствуют о чрезвычайно низком нравственном уровне этих присутственных мест.
<...>

С. 567.

<...>
   Кончились ревизии Рунича, Винтера, Львова, и все пошло в Тамбовской губернии по старому. Официально все обстояло благополучно. Но не то было на самом деле. Между официальными отчетами стародавнего начальства и действительными фактами жизни было полное противоречие. Мысль об этом пришла нам при чтении похвальной грамоты, адресованной генерал-губернатором Балашовым тамбовскому губернатору Миронову¹⁾. Грамота эта появилась на свет Божий 23-го июля 1827 года и была результатом генерал-губернаторской ревизии, произведенной в том же 1827 году. В ней выражается полное удовольствие начальника края по поводу превосходного состояния Тамбовской губернии.

   «Долг имею, пишет генерал-губернатор Балашов, сим засвидетельствовать вам, милостивый государь мой, особенную признательность начальства, признавая со всею искренностью, что образцовое состояние губернии, вам вверенной, происходит от неутомимой бдительности вашего превосходительства за ходом всех частей». Далее Балашов поручал Миронову «особо благодарить», как примерных чиновников, председателя губернского правления - Арнольди, начальника губернской полиции - князя Путятина и разных городничих и исправников, например Фитингофа, Мяснова, Кутукова, Варламова, Горелова, Дурасова и Неделку.

   Между тем как Балашов восхищался добродетелями тамбовской полиции, один из представителей этой самой полиции, борисоглебский городничий поручик Рожанский, попал под суд по весьма серьезному делу. 83 человека Борисоглебских купцов и мещан написали на него прошение в губернию и с ходоком Андреевым прислали его Миронову. Началось обычное следствие, при чем обнаружены были такие качества уездной полиции, которые всего менее могли свидетельствовать о благосостоянии края.
      Поручик Рожанский был старый и опытный служака. В 1812 году, он был ранен в ногу во время одного сражения и вследствие этого, по высочайшему повелению, перешел на полицейскую службу. Первоначальным поприщем новой его деятельности была Воронежская губерния. Там, впрочем, Рожанский пробыл не долго: за разные противозаконные поступки, а особенно за то, что однажды в церкви, во время богослужения, обругал и избил унтер-офицершу Михайлову, он был удален от
__________
   1) В начале царствования императора Николая І, Балашов был генерал-губернатором тульским, орловским, воронежским, рязанским и тамбовским. Официальная резиденция генерал-губернатора находилась в г. Рязани.

С. 568.
   должности. Скоро после этого он попал в Борисоглебск и сразу заслужил у тамбовского губернатора Миронова репутацию «человека строптивого характера». Ни сколько не смущаясь доходившими до него слухами о губернаторском неблаговолении, Рожанский и на новом служебном поприще продолжал самоуправствовать. Так, 13-го апреля 1827 года, он, в сопровождении квартального и 5 полицейских солдат, вошел в одну городскую церковь и запер двери. Кончилась служба. Народ пошел к выходу из церкви. Но Рожанский громко приказал всем остановиться и ждать, пока он сделает повальный обыск об одной мещанке. Тогда на помощь народу вышел из алтаря священник (о. Евфимий) в ризах и стал урезонивать Рожанского: «в церкви нельзя шуметь; пустите народ по домам, а обыск сделайте не здесь». Это вмешательство священника вызвало только лишний шум и громогласную брань Рожанского, с которою он преследовал о. Евфимия до самых царских дверей.

   У городничего Рожанского была довольно многочисленная семья. Вследствие этого, страсть к незаконной наживе усилилась в нем до такой степени, что он начал вырубать городской дубовый лес и среди белого дня перевозить на свою усадьбу. «Хотя - пишут по этому поводу Миронову борисоглебские купцы и мещане - лесные надзиратели и прилагали старание не допущать к сему истреблению нашего леса посланных городничим полицейских солдат, но остановить не могли: сам де приказал рубить лес». Еще энергичнее хищничество Рожанского выразилось в том, что он собрал с жителей г. Борисоглебска посредством экзекуции 12,327 рублей. Деньги эти, по его словам, должны были пойти на усиление полиции, но – разумеется - никто этому не верил, потому что и полицейские, и инвалидные солдаты в Борисоглебске постоянно содержались жителями, которые таким образом отбывали две повинности - денежную и натуральную...

   Собирая с борисоглебских обывателей обильную дань, Рожанский в то же время сам из своего кармана почти ничего не тратил. У него заведен был такой порядок: лишь только какой-нибудь торговец появлялся на ярмарке или базаре, сейчас же подходил к нему полицейский солдат и забирал часть товара в пользу городничего. При этих поборах Рожанский не гнушался ни чем. Борисоглебские купцы так жаловались на него губернатору Миронову: «городничий Рожанский безденежно берет у нас капусту, яблоки, дыни, арбузы, огурцы, квас, мясо, рыбу; и все это с крайнею обидою и насилием. Которые торговцы не потрафят на городничего, и у тех он портит товар. Так, у квасников г. Рожанский часто выливал на землю квасы. Всякий базар, до прибытия на торговую площадь г. городничего,

С. 569.

никто не смел торговать. Только когда он пройдет но базару с барабанным боем, тогда торговля открывалась»1).

   Хищничество Рожанского часто отличалось мелочным и придирчивым характером. Брал он сотнями и тысячами, но не гнушался и вдовьими рублями. Раз мещанка Скоморохова вздумала поправить забор у своей хаты и за разрешением пошла к городничему. При помощи рубля серебром это разрешение было дано. Началась работа. Между тем Рожанский сообразил, что взял с Скомороховой слишком мало, так сказать, продешевил, и потребовал с нее еще 1 рубль. Когда же она по бедности отказалась оплатить ему новый налог, он велел разломать у нее забор 2).

   Следствие над Рожанским производил борисоглебский предводитель дворянства Оленин. При этом разобиженный городничий так объяснял городские жалобы: «Давно разстроенный город, непросвещенное сословие купцов и мещан могут ли благодетельное влияние законов на благо принять! Они не постигают цели правительства, и вот причина их жалобы».

   Не смотря на все эти отговорки, суд вынужден был отстранять Рожанского от должности, но в тоже время комитет министров оставил подсудимому всю пенсию 3).

   Одновременно с Рожанским попали под суд бывшие моршанские городничие, Путятин и Фитингоф, расхваленные генерал-губернатором Балашовым. Оба они обвинялись в самом бесцеремонном хищничестве. Следствие над ними выяснило следующие факты. В 1827 году, ассигнованы были значительные суммы на постройку и поправку моршанских мостов. Никаких построек и поправок, однако, не было сделано, так что вся ассигнованная сумма, в несколько тысяч рублей, пошла в полицейские карманы, при чем отчасти попользовались казенным

_________________

   1) Купцы описываемого нами времени, как видно, слишком привычны были к чиновничьим поборам. В 1827 году, в Тамбове была по обыкновению так называемая десятая ярмарка. В это время к нежинскому купцу Кондо подошел колллежский регистратор Пиллих и взял у него табаку и цыгару, как писал полицмейстер Модерах, на 41 рубль. «Это - сказал Пиллих купцу - я беру для начальника губернии». С этими словами он ушел, не заплатив денег, и Кондо не счел даже возможным просить с него уплаты за товар.

   2) В видах экономии Рожанский производил работы в своем имении посредством полицейских солдат. Конечно, мысль о плате городским стражникам совершенно устранялась.

   3) В 1827 году, даже такие мелкие чины, как усманский квартальный Митрофанов, проявлял свою власть в самых резких формах. Однажды этот Митрофанов в церкви так сильно ударил мещанку Васильеву, что она свалилась с ног. Спустя несколько минут после этого тот же квартальный вытащил из церкви за волосы мещанина Богомолова.

С. 570.  

   добром городской голова Косолапов и подрядчик Макеев. Кроме того, городничий Фитингоф задумал разыграть лотерею в 5 тысяч рублей. Деньги собрали сполна, а лотереи никакой не разыгрывали. Наконец, в том же 1827 году собрано было с моршанских жителей более 7 тысяч рублей в пользу полка, квартировавшего тогда в Моршанске. Однако, деньги эти не достались полку, а пропали бесследно.

   В заключение считаем долгом своим сказать, что между тамбовскими чиновниками былого времени изредка попадались весьма почтенные и истинно добрые люди, стоявшие много выше своей среды и вследствие этого заслуживающие полного уважения. К числу таких чиновников, без сомнения, принадлежат темниковские городничий князь Маматов, шацкий становой Фирсов и козловский почтмейстер Никольский.
<...>