П. В. Засодимский. О крестьянских волнениях в 1905-1906 годах

Северный Край. Журнал, издаваемый Вологодским Обществом изучения Северного Края. Книга №2. Март - Апрель 1922 года

I.
      В Саратовской губернии вспыхнули крестьянские волнения. Царское правительство стало "успокаивать" крестьян...
      В селе Малой Шитневке казаки при содействии местных черносотенцев жестоко избили крестьян, из которых четыре человека тут же умерли. Из числа избитых отобрали 12 человек и отправили под арест в село Романовку, но один из них дорогой умер и брошен в селе Дурнякине. В селе Сорокине казаки так неистовствовали, что даже вызвали протест одного из своих товарищей; казак вступился за избиваемых и прекратил зверскую расправу. В селе Киндоле, Ивановке и Ключах казаки избивали встречного и поперечного. В Ключах избиение крестьян казаками происходило в присутствии и по указанию земского начальника. (С. От. № 226, 227 и 245).
      Расправа в селе Чирикове (Балашовского уезда) особенно характерна; она может служить иллюстрацией к тем зверствам, какие совершались над несчастным народом. Здесь казаки плетьми истязали крестьян, "били по чему попало", по спине, по животу, по голове, били без счета. Из 70 человек мужского населения 50 подверглись этой пытке. Истязали стариков лет 60-65 и 17-ти летних мальчиков, истязали так, что несчастные не могли на другой день снять рубашку, прилипшую к мясу, так как кожа была содрана плетьми. Казаками командовал полковник Зворыкин, давший честное слово, что - если беспорядки не прекратятся - все село будет разнесено пушками... (С. От. № 240).
      Верим "честному слову" г. Зворыкина, потому что сдержать это честное слово вполне возможно и не только безопасно, но его исполнение может доставить даже полк. Зворыкину генеральские эполеты... Этот доблестный полковник вполне заслуживает того, чтобы его внести в список героев - наряду с Минами, Зыковыми и Фроловыми, отличившимися подобно ему при избиении безоружного народа. Фамилии всех этих опричников и описание их славных подвигов должны быть занесены на черную доску Истории, - да ведают наши потомки "земли родной минувшую судьбу".
      Казаки показали себя достойными своих атаманов. Они не только избивали крестьян, но и обкрадывали их, тащили их последний жалкий скарб, воровали все, что было можно, что попадалось под руку. У нищего крали суму... Так, в селе Боцманове у крестьянина С. В. Арефьева при аресте было украдено белье, двое брюк, столярный алмаз, шапка, жилет... "И это не единственный случай", замечает корреспондент (ib).
      Саратовская губернская земская управа телеграфировала генералу Сахарову о зверствах казаков в Балашовском уезде. "Казаки бьют, калечат, грабят, насилуют женщин, убивают". (ib. № 227).
      Наконец 8 ноября сам генерал Сахаров с казаками и с артиллерией прибыл в село Хованщину "успокаивать" крестьян. Он обратился с речью к народу. Со стороны крестьян с целью выяснить положение дел выступили сельские власти - староста и председатель волостного суда, но они немедленно же были избиты казаками до потери сознания. После того генерал Сахаров удалился в здание волостного правления, перед которым собрался народ. Здесь губернатор стал вызывать крестьян "по списку" и допрашивать: "Признавайся, - поджигал, грабил?" - "Нет!" - А-га! Казаки! "Являлись на сцену казаки и били, били посменно, до потери сознания, отрубали куски мяса с лица, вырывали волосы бороды и затем сажали в кутузку... Били и стариков 70 лет. Казаки были пьяны, варварство их не поддается описанию... (ib. № 236).
      Так генерал Сахаров успокаивал" саратовских крестьян.
      Кровавые подвиги его и его достойных приспешников не остались в тайне. Узнало о них русское общество, возмутилась общественная совесть, и громко заговорили о мучительствах и истязаниях, каким этот генерал-адъютант подвергал несчастное, голодное крестьянское население - всех без разбора, старцев и детей. Узнав, что его злодеяния и издевательства над беззащитным народом всплыли наружу, генерал Сахаров захотел оправдаться перед людьми во взводимых на него обвинениях и, по словам одной газеты, писал своей жене: "В газетах московского происхождения уже пишут, что я утопил в крови Саратовскую губернию, но это конечно вздор, так как по моему приказу не сделано ни одного выстрела и Бог даст сделано не будет"... (Новое Время. № 10 669).
      Даже "самому близкому своему другу" генерал Сахаров не решился сказать всей правды, (так она была ужасна!) и дал объяснение весьма уклончивое. "По моему приказу не сделано ни одного выстрела"... Залить страну кровью можно и не прибегая к выстрелам; людей можно убивать не однеми ружейными пулями или артиллерийскими снарядами. Каин без ружья убил Авеля. До изобретения пороха и до введения огнестрельного оружия земля обильно заливалась человеческою кровью...
      Саратовскую губернию можно было без единого выстрела "утопить в крови", по выражению генерала Сахарова. Крестьян можно было истязать до смерти, пронизывать штыками, рубить саблями, срезывать сабельным ударом часть лица, разбивать головы нагайками... Так и было в действительности.
      Наконец, явился мститель за поруганный, замученный народ. Какая-то неизвестная женщина убила Сахарова и сказала: "Теперь больше не будет мучить крестьян!" Кто бы ни была эта женщина, она - героиня, и саратовское крестьянство с чувством глубокой признательности будет вспоминать о ней - и почем знать, быть может, не далеко тот день, когда ей и ей подобным действительно народным героям - казненным, замученным опричниной - народ поставит памятник. Да! В будущем им станут памятники ставить, а не Муравьевым - вешателям...
Когда женщину, убившую Сахарова, избавившую от него народ, доставили в тюрьму, то в тюрьме произошли "беспорядки": арестанты так энергично требовали ее освобождения, что для усмирения их пришлось вызвать войска (ib.).
      Труп генерала Сахарова привезли с помпой хоронить в Петербург. На гроб его возложили царский венок; его хоронили "под залпы орудий артиллерии и стрельбу войск", но ни ружейная трескотня, ни пушечный грохот не заглушили того недоброго слова, каким народ проводил в могилу генерала Сахарова...
      "Нововременские" волки завыли...
      Под покровом мрака "ночи 80-х и 90-х годов" набралось в нашу журналистику много гнусной, скверной тли, составившей довольно значительный контингент провокаторов, сплетников и пасквилянтов. В это же время в нашу литературу пробрался между прочим, г. А. Ст-н, раньше пописывавший в "Пет. Ведом.", а ныне подвизающийся на столбцах "Нов. Вр.".
      Как всякая тля, сегодня он - тут, завтра - там; его перо готово к услугам всех, кто достаточно платит, готово писать все, чего изволите, что прикажете, все, что угодно. Это - типичный представитель в литературе черносотенного направления в духе "партии правового порядка", "Союза русских людей" и т. п.
      Вот этот-то г. А. Ст-н живет в том же доме, где и семейство генерала Сахарова, и от прислуги он слышал, что генеральские дети - по получении известия о смерти отца - "страшно убиваются, все время плачут"... "Бедные дети!" восклицает г. Ст-н. (Нов. Вр. № 10,666). А сколько крестьянских детей плачет в Саратовской губернии и как горько плачут эти дети, лишившиеся своих отцов-кормильцев, истерзанных, изувеченных, убитых казаками при нашествии генерала Сахарова,- о том генеральская прислуга не говорила г. Ст-ну, и он молчит о них.
      Г. Ст-н, может быть, и знает или, по крайней мере, догадывается, что плачущих крестьянских детей в Саратовской губернии в настоящее время много, очень много, но весь запас его гуманности и сострадания распространяется лишь на лиц первых трех классов. Тут плачут генеральские дети... А там где-то в Саратовской глуши плачут дети мужиков, - да притом еще мятежных мужиков, бунтовщиков, которых и следует забивать на смерть, резать, душить, а хаты их "разносить пушками"... Нет! Гуманность г. Ст-на не может заходить так далеко, распространяться на грязную, голодную деревенскую детвору.
      Далее этот господин пишет о генеральских детях: "Бедные дети... Теперь они плачут и беспокойные их детские сердца беспомощно колотятся в маленьких детских грудках, но они вырастут и что накопится в их созревших думах и возмужавшем чувстве?.. Месть?.. Прощение?.."
      И мне, конечно, жаль детей генерала Сахарова... Но их детское горе скоро забудется: время залечивает и не такие душевные раны, как горе о потере отца. Но генеральские дети, по крайней мере, будут избавлены от материальной нужды: за ними останется отцовская пенсия, они могут рассчитывать на всякие пособия и на всякие милости свыше, и путь для вступления в жизнь будет для них ровен и гладок.
      Крестьянские дети - в другом положении. К горю их об искалеченном или убитом отце присоединится еще злая нужда; матери их не только не получат никакой пенсии и никаких пособий, но министр внутренних дел, г. Дурново даже позаботился о том, чтобы им не выдавали ссуды, то есть, лишил их последнего куска хлеба. Пойдут ребята "в кусочки"; станут побираться по миру; будут жить эти несчастные в холоде, в голоде, без теплого платьишка на плечах в студеную пору, а в перспективе для них - преждевременная могила или жизнь тяжелого труда и лишений...
      В виду страданий этих осиротевших малюток совершенно бледнеет, стушевывается горе генеральских детей.
      Горе этих генеральских детей, как я сказал, скоро забудется... Но вот, когда они вырастут, когда узнают о том, какую роль играл их отец в эпоху освобождения России, быть может, их горе будет глубже, и сами они будут достойнее сожаления, чем теперь... "Что накопится в их созревших думах и возмужавшем чувстве?" спрашивает г. Ст-н. Да. Это - вопрос...
      Не должно забывать, что жить людьми взрослыми, жить сознательной жизнью они будут уже в свободной России. Расти они будут при других условиях, чем г. Ст-н; при других условиях вступят они в жизнь...
      "Иные люди в мир придут,
      Иные чувства и понятья
      Они с собою принесут"...
      Тогда черное не станут называть белым, разбойники не будут пользоваться уважением, правительство не решится сказать обществу: "Молчи, не говори правды, а то - убью!.."
      Напрасно г. Ст-н меряет все и всех на свой аршин - даже и людей будущего...
      Если дети Сахарова будут честными гражданами, то, познакомившись с историей нашего народа - страстотерпца, ознакомившись с историей наших дней, они поймут, что мстить им за отца не за что и не кому, а также и прощать им не кого. Совершенно напротив... В жизни им не раз, может быть, придется пережить тяжелые минуты при воспоминании о неслыханных ужасах наших кровавых дней. И вот тогда-то их будет жаль.
      Конечно, дети неповинны в грехах и преступлениях отцов. Но печать Каина, которою История клеймит братоубийц - врагов народа, и на потомство их набрасывает тень. Историческая Немезида - неумолима.
      II.
      В двух старинных книгах описываются ужасы "драгонад" - ужасы той эпохи, когда самодержавное правительство Людовика XIV преследовало протестантов за то, что они думали и веровали не так, как желал король-Солнце и как требовал католический Рим.
      "Войска производили везде неслыханные жестокости. Все им было позволено, кроме убийства", - говорится в тех старых книгах. Протестантов всячески мучили, подвергали их всевозможным истязаниям - физическим и нравственным: лили им в рот кипяток, били палками по подошвам, вырывали бороды по одному волоску, клали горячие уголья им в руки и заставляли держать их сжатыми, пока уголья не погаснут; обжигали им ноги, держа их подолгу перед сильным огнем или прикладывая к подошвам раскаленные железные лопаты. Одного из протестантов, по имени Рио (Ryau), "связали, защемили пальцы, загоняли булавки под ногти, протыкали ему ляжки и лили в раны уксус и сыпали соль"...
      Иных протестантов солдаты раздевали донага и, подвергнув всевозможным унижениям, обкалывали булавками с ног до головы, резали их ножами; у иных срывали ногти на руках и на ногах. "Драгуны привязали г-жу де-Везансе к ея кровати и, когда она открывала рот, чтобы сказать слово или вздохнуть, плевали ей в рот"...
      И женщинам драгуны оказывали не больше уважения и не больше милосердия, чем и мужчинам. Они не щадили чувства стыдливости и самым гнусным образом оскорбляли, позорили женщин. Драгуны связывали отцов и мужей и в присутствии их бесчестили их жен и детей. Они глумились, издевались над женщинами, - поднимали им юбки на голову и обливали их водой; иных драгуны раздевали до рубашки и заставляли плясать с ними. "Двух девиц из Калэ, по имени ле-Нобль, совсем нагих разложили на мостовой, и в этом виде оне подвергались насмешкам и оскорблениям прохожих"... И драгуны везде, по всей Франции - в Бургони, Пуату, Шампаньи, Гвиенне, Нормандии, Лангедоке - действовали одинаково: избивали, жгли, насиловали женщин... (Benoist. "Histoire de I'Edit de Nantes", vol. V, pp. 180, 887-892/-"Quick's Synodicon in Gallia", vol. I, pp. CXXX, CXXXI).
      Это происходило во Франции в 1685 году.
      Прошло 227 лет после тех ужасов... Цивилизация за это время сделала большие шаги вперед, смягчила нравы, сделала правительства гуманнее, жизнь человеческая стала цениться дороже, явилась Декларация человеческих прав, человеческое достоинство, человеческая личность стали уважаться, явились даже общества покровительства животным, союзы для защиты птиц...
      Наступил XX век... И в нашем несчастном отечестве разразились такие ужасы, которые своею жестокостью и чудовищностью превосходят и драгонады Людовика XIV, и Варфоломеевскую ночь и неистовства инквизиции,2 - такие ужасы, от которых, по выражению канадского министра-президента, Вильфрида Лорьера, "стынет кровь в жилах"... - Проведем параллель между французскими и нашими драгонадами.
      Во Франции деспотическое правительство, не выносившее свободы ни политической, ни религиозной мысли, мучило, терзало людей с помощью преданных ему драгунов, - мучило за то, что они веровали не так, как желал король-Солнце и как повелевал Рим. Наше правительство в бессильной злобе, с яростью терзает, мучит, убивает всех, кто борется за свободу и счастие народа, всех, кто думает и чувствует не так, как желательно его опричникам. Во Франции отличались неистовствами драгуны; у нас также - драгуны и еще более казаки, своим диким зверством и жестокостью заслужившие вечную ненависть русского народа.
      Французские драгуны оскорбляли, позорили женщин, издеваясь над их чувством стыдливости. У нас женщин также не щадили - и стегали нагайками.
      Французские драгуны насиловали женщин - иногда даже в присутствии их отцов и мужей. У нас казаки также насилуют женщин. В селе Большие Сестренки (Балашовского уезда), например, казаки открыто насиловали женщин... "Отгонят мужа нагайками и насилуют... Человек 5-6 одну"... (Сар. Днев.Нар. Хоз. № 2). В селе Чернавке того же уезда были изнасилованы казаками 13-ти-летняя девочка и беременная женщина, которая после истязаний родила мертвого ребенка. Обе изнасилованные умерли... Казаки требовали, чтобы местный священник выдал им жену, но той удалось убежать. (Рассказ об этом записан со слов шести крестьян села Дмитриевки на станции Летяжевка Рязанско-Ур. ж. д., препровождавшихся в Балашовскую тюрьму, 14 ноября 1905 г.). (С. От. № 245).
      Но между драгонадами Людовика XIV и зверствами наших казаков, драгун и черносотенцев есть и разница. Во Франции в 1685 году драгунам "все было позволено, кроме убийства". У нас же дозволено и убийство, дозволено все, без всяких условий и ограничений. Так, на станции Кавказской учительница Дугенцова была растерзана толпой черносотенцев в присутствии офицера и казаков. Близ Иванова-Вознесенска в присутствии жандармов была забита на смерть черносотенцами дочь врача, Гинкен.
      Параллель не в пользу русских "драгонад" 1905 года.
      Французскими драгунами предводительствовали офицеры различных рангов. Имена их нам неизвестны. Из истории лишь известно, что они были свирепы и кровожадны. С ними для параллели я могу сравнить, например, тамбовского вице-губернатора Богдановича и его приспешников, заливших кровью тамбовские деревни. Но прежде, чем говорить о подвигах Богдановича, я скажу несколько слов об отчаянном экономическом положении тамбовских крестьян.
      Большинство помещичьих крестьян в Борисоглебском уезде, подвергшемся нашествию Богдановича, владеет неполными наделами - от 3/4 до 3 1/2 десятин. 30 лет тому назад арендные цены там были до 8 - 12 рублей за десятину. В течение 30 лет население увеличилось, а арендная плата за один посев на одной десятине поднялась до 30 рублей. Только русские крестьяне могли так долго терпеть этот помещичий грабеж. Но и их терпению пришел конец. "И мы жить хотим!", заговорили крестьяне... Прошлым летом тамбовские крестьяне говорили: "Если к осени не будет какой-нибудь перемены, тогда крышка - и нам и господам: все одно погибать! А терпеть дольше мы не могим!" (С. От. № 230). Осенью никакой перемены не произошло, - и вспыхнуло аграрное движение...
      Западноевропейское общество, вероятно, поймет наконец причины нашего крестьянского восстания: оне те же, что и причины французской революции 1789 года, то есть, народ дольше не может терпеть ненавистного режима, осуждающего его на голодную смерть ради интересов кучки людей, бездарных, жестоких, своекорыстных, готовых с легким сердцем залить кровью всю Россию - лишь бы сохранить за собой полную безответственность и хозяйничанье народными деньгами...
      В виду горящих барских усадеб гр. Уваров почувствовал живейшее желание облагодетельствовать крестьян и предложил наделить их землею из казенных, удельных и помещичьих земель, причем крестьяне должны заплатить за землю "по справедливой оценке". Делать оценку будет, разумеется, гр. Уваров и К° и, конечно, с такой же "справедливостью", с какой они определяют арендные цены... Лучше бы уж гр. Уварову не беспокоиться о крестьянах, а заняться, например, с кн. Щербатовым организацией черносотенных сил при благосклонном внимании Дубасова Московского, - и предоставить Богдановичам решать экономические вопросы, как принято у нас, с помощью плетей и пулеметов.
      В газетах сообщалось, что Богданович отдал приказ: "Пуль не жалеть!" (Н. Ж. № 346). Он отрицал эти приписываемые ему слова. Но вот факт, который он не мог отрицать: явившись в Борисоглебский уезд усмирять крестьян, он сказал исправнику Ламанскому: "Меньше арестовывайте, больше стреляйте!" Эти слова были сказаны в присутствии депутации от Борисоглебского биржевого общества и были доведены до сведения общества в публичном заседании 7 ноября. Исправник Ламанский в свою очередь говорил становым: "Убеждения оставьте, действуйте огнем. Чем больше у вас будет убитых, тем больше будет у вас заслуг перед начальством"...
      Крестьяне были отданы в полное и безграничное распоряжение озверелой полиции, солдат и казаков. Все законы - божеские и человеческие - были попраны. Манифест 17 октября, казалось, был издан где-то на другой планете. В воздухе слышался лишь один клич "бить!". И люди-звери били, истязали, убивали. Били плетьми, нагайками с вплетенною проволокой и с свинцовыми наконечниками, увечили ружейными прикладами, расстреливали... Били взрослых, били подростков, женщин, стариков. Засекали до бесчувствия, многих - до смерти.
      Старосту села Александровки, который телеграммой просил у губернатора защиты против казацкой орды, Богданович приказал арестовать; старосту пытали, кто его научил послать телеграмму.
      Крестьян предавали зверскому истязанию, несмотря на отсутствие улик в том преступлении, в каком их подозревали. В селе Павлодаре замучено таким образом 7 крестьян, в селе Алешках - 5, в селе Липягах - 9. Желая замаскировать свои злодейства, власти свозили убитых и изувеченных из Павлодара и других сел в Павловку, имение Волконских, чтобы показать, что эти крестьяне были убиты и искалечены при нападении на это княжеское имение. Здесь, в имении князей Волконских 13 ноября после семидневных страданий умер Алекс. Григ. Дубровин, изувеченный и расстрелянный казаками по распоряжению администрации. (Покойный Дубровин поехал в деревни с целью отговаривать крестьян от поджогов и грабежей).
      В селе Павлодаре один из крестьян, Павел Зайцев, пытался скрыться на чердаке земского училища. Там его все-таки нашли и, вытащив на улицу, стали бить прикладами и плетьми. Когда он захрипел, мучители сказали: "Собаке - собачья и смерть!" и выстрелом из ружья прикончили его.
      В селе Алешках крестьян истязали в присутствии самого исправника, Ламанского. Истязуемым внушалось, что они "предаются телесной казни" по указу Е. Императорского Величества Государя Императора". В этом же селе был схвачен и подвергся истязанию случайно проходивший мимо волостного правления, где производились экзекуции, железнодорожный машинист Апол. Полянин-Подболотов. Он только позволил напомнить, что "телесные наказания отменены еще в прошлом году Высочайшим Манифестом". По приказу Ламанского несчастного заступника подвергли беспощадному истязанию. Полубесчувственного его взвалили на телегу и повезли на станцию Мучкап за 50 верст от Алешков. Дорогою опять принялись бить его, и привезли его в Мучкап уже мертвым.
      Каждому из участников в этих злодействах выдано в награду 5 рублей, не считая угощения водкой. Убийцам же пожалована двойная награда: деньги и повышение по службе. (С. От. № 229-230, 242). Цена крови....
      Нет! Чем далее мы проводим параллель, тем более убеждаемся, что сравнение, взятое нами, непригодно. Кровавая расправа Богдановича с голодными, безоружными крестьянами по своей жестокости далеко оставляет за собой неистовства драгонад Людовика XIV. То были цветочки, а ягодки-то через двести слишком лет созрели в среде наших российских опричников.
      Поручик Щербинин, получавший от своего начальства приказы - поджигать деревни и стрелять в мужиков, по телефону сообщал жене: "Кругом нас льется кровь, все объято пламенем; мы рубим, режем, стреляем"... (ib).
      Пожарища, толпы изувеченных крестьян, трупы и потоки крови обозначали путь победоносно шествовавшего Богдановича и его шайки.
      Богданович был застрелен в Тамбове. Какие награды получили его ближайшие сотрудники (Ламанский и другие) - нам неизвестно.
      Разгромленные города, груды трупов и кровь, кровь... Напоило правительство русской кровью не только поля далекой Манчжурии, но и родную землю... Как хищные звери, рыщут по стране толпы казаков и драгун и - по их собственным словам - "рубят, режут, стреляют, жгут"...
      Вот я читаю корреспонденцию из Томска.
      20 октября томская полиция организовала лже-патриотическую, черносотенную манифестацию. Манифестанты шли по улицам, "бесчеловечно терзая" и избивая встречавшихся с ними студентов, скандаля и безобразничая. Так дошли эти "патриоты" до здания управления железной дороги и здесь, вооруженные револьверами, дрекольем и камнями, окружили отряд городской милиции. Из толпы манифестантов послышались выстрелы, (стреляли из казенных револьверов переодетые полицейские); милиционеры ответили тем же, и толпа "патриотов" вмиг рассыпалась в разные стороны. В это время на помощь черносотенцам появились казаки и солдаты. Толпа опять собралась и окружила милиционеров, которые в виду войска принуждены были скрыться в здание управления железной дороги. Двери были забаррикадированы, и черносотенцы не могли проникнуть внутрь дома.
      Тогда часть их толпы отделилась и начала погоню на улице за теми, кто ей казался подозрительным; их били и убивали, а за теми, кто успевал удаляться, гнались казаки, останавливали и предоставляли их черносотенцам. Другая же часть толпы той порой подожгла здание. Люди, скрывшиеся в здание, задыхались от дыма. "Некоторые в отчаянии бросались к окнам, но черносотенцы и солдаты встречали их выстрелами, и они падали. А грозное ауто-да-фе все увеличивалось и увеличивалось; запылал и стоявший рядом театр. Было несколько храбрецов, пытавшихся спастись по водосточным трубам, но и их ожидала не лучшая участь: раненые, они падали на землю, где толпа "патриотов" терзала их. Убитых грабили, снимали с них платье и белье, а также обирали все ценные вещи.
      На улице разложили костры, которые освещали мрак этой Варфоломеевской ночи... Среди толпы ходил губернатор, заложив руки в карманы и любуясь работой манифестантов. (Азанчеев-Азанчевский - фамилия этого господина). Толпа стаскивала убитых в кучу и закончила отвратительной выходкой, положив сверху труп девушки и воткнув ей в низ живота палку... А здания продолжали гореть; люди гибли... (С. От. № 229).
      Нет! Французские драгонады, решительно, не могут идти в параллель с нашими...
      В Томске сотни человек были сожжены живьем, много было зверски искалеченных и убитых...
      Эти груды трупов, эти костры - картина совершенно в рембрандтовском стиле. Но постановку этих живых картин народ не простит нашим правительственным антрепренерам. Со всеми этими Азанчевскими, Нейгардтами, Курловыми, Хомутовыми, Хрипуновыми и с пославшими их народ сведет счеты. Преступления, совершенные ими, не останутся - не могут остаться безнаказанными. И, может быть, день расплаты - не за горами...
      Примечания:
      1 - 17 мая этого года исполнится 10 лет со дня смерти известного писателя-вологжанина П. В. Засодимского. В этом же номере светлой памяти Павла Владимировича посвящается отдельная статья. Здесь вниманию читателей предлагается еще нигде не напечатанная статья П. В. Засодимского, написанная, судя по фактам, в 1905-1906 годах. Статья названа была им "В наши дни". Редакция дала ей другое название.
      2 - По вычислению Льеренте, историка Инквизиции, Торквемада в течение 18 лет казнил 10,220 человек in gloriam Dei. А у нас в течение 12 месяцев для поддержки самодержавия загублено вдвое более человеческих жизней, так что кровожадный Торквемада является еще очень милостивым по сравнению с нашими опричниками.