Село Шапкино
Сайт для тех, кому дороги села Шапкино, Варварино, Краснояровка, Степанищево Мучкапского р-на Тамбовской обл.

О ТАМБОВСКОЙ СТАРИНЕ. П. Падучева. Издание Постоянной Коммисии народных чтений. 1902.

 (отрывки)
 
o tambovskoj starine 1902

О ТАМБОВСКОЙ СТАРИНЕ

   П. Падучева.

   Издание Постоянной Коммисии народных чтений. 

   С.-ПЕТЕРБУРГ. Типография М. Акинфиева и И. Леонтьева, Бассейная, № 14.

   1902.

   Дозволено цензурой. С-Петербург, 28 июня 1902 года.

   I.

   Тамбовская губерния находится в средней части Европейской России. С севера к ней примыкают губернии Владимирская и Нижегородская, с востока — Пензенская и Саратовская, с юга — Воронежская и, наконец, с запада — Орловская, Тульская и Рязанская.
   Тамбовская губерния лежит в черноземной полосе России. Эта часть нашего государства отличается плодородием земли. Избыток урожаев везется отсюда на север и запад России и за границу. С давнего времени эту полосу назвали «житницей России».
   Тамбовская губерния считается самой большой и населенной из черноземных губерний. В ней более пятидесяти восьми тысяч квадратных верст земли и свыше двух с половиною миллионов жителей, которые занимаются одним земледелием. В губернии нет ни высоких гор, ни широких и многоводных рек, ни дремучих, густых лесов.
   В восточной половине губернии главная река Цна, которая впадает в реку Оку, а в западной половине — река Воронеж, которая впадает в реку Дон.
   Тамбовский край прорезывают пять железных дорог, соединяющих Тамбов с Поволжьем, Москвой, Петербургом, Балтийским морем, Кавказом и Черным морем. Тамбовский край, таким образом, может отправлять избыток народного богатства в разные стороны нашего отечества.
   Губерния делится на двенадцать уездов. Самые населенные уезды — Тамбовский и Козловский. Губернский город — Тамбов, на реке Цне, ведет большую торговлю хлебом, сеном, косами и имеет несколько суконных фабрик. Из уездных городов замечательны: Липецк, при реке Воронеже, славится целебными минеральными водами; Козлов, также при р. Воронеже, важен по торговле хлебом и скотом; Моршанск, пристань при р. Цне, откуда вывозятся в большом количестве хлеб, спирт и льняное семя.
   Теперь почти все жители Тамбовской губернии великороссы, и только в южных уездах встречаются малорусские поселки. Но в прежние, стародавние времена, за тысячу и более лет до нас, жителями Тамбовской губернии и соседних с нею были Мордва, Мещеряки и Вятичи. Вера у них была не наша, а своя, языческая: они кланялись идолам, которых делали из деревянных чурбанов и обвешивали цветными лоскутками. Если просили о чем-нибудь идола, то зажигали перед ним огонь, закалывали теленка, козу, а иногда и человека, по жеребью. Занимались эти народы звероловством, рыбною ловлей, хлеба сеяли мало, скота разводили немного, ремесел не знали, торговли не вели. Короче сказать, это были полудикие люди, которые жили в лесах, по берегам рек, небольшими деревнями, а то и отдельными избушками и землянками. Городов почти не строили. Управлялись князьями, которых слушались беспрекословно.
   Когда у них умирал князь или другое важное лицо, то они клали его в гроб, а с ним его оружие — топоры, ножи, лук, стрелы, все его вещи. Потом насыпали над трупом кучу земли, — курган. Чем больше любили и уважали покойного, тем выше насыпали курган. Неизвестно, сколько лет обитали инородцы в Тамбовском краю, но курганов осталось после них множество. Одни из этих курганов сохранились хорошо и теперь, как будто они были сделаны только недавно, другие начали уже разваливаться, третьи едва заметны, и по ним ездят с сохой и бороной, распахивая землю под хлеба. Тамбовский крестьянин, который живет среди этих курганов и городков сотни лет, давно дал им разные названия. Так, есть курганы царские, златоверхий и т. п. Народ рассказывает о них очень много, но правды в этих рассказах совсем мало.
     — Тут, брат, клад лежит во-какой! — говорят про какой-нибудь курган. — Надо только брать его умеючи...
   И все охотно верят, что клад в кургане в самом деле зарыт, верят потому, что приятно этому верить. Между тем, если разрыть любой курган, то в нем окажутся кости человека, ржавый нож, копье и другое оружие. Если курган стоит тысячи полторы годов, то ножи, колья и наконечники стрел в нем каменные, из кремня или из другого твердого камня, потому что в те давние времена дикари еще не знали ни меди, ни железа. Изредка в курганах попадаются золотые и серебряные монеты, кольца, бусы, ожерелья, но их в курганах так мало, что кладом такую находку назвать нельзя.
     — Так кому же тогда охота разрывать курганы? — спросят нас. Ученые люди разрывают их, ответим мы.
   Для них курганы те же книги, в которых они читают, как по писанному. По тем вещам, какие удается найти в кургане, ученый сразу узнает, к бедному или богатому народу принадлежал покойник, к торговому и ремесленному или к звероловному, любил ли наряжаться и украшаться этот народ или ходил просто, без лишних затей... Но роют курганы не зря, а с толком, чтобы в целости вытащить каждую вещичку, и осторожно собирают все, что найдут.
   В 1237 году, больше 650 лет назад, пришли к нам из далеких азиатских степей татары. Привел их хан Батый. Шел он со своими татарами туча тучей, как перелетная саранча. Если проходил он жилыми местами, то грабил и разорял их, людей убивал, а кого оставлял в живых, на тех накладывал дань, оброк. Дорога Батыю лежала через Тамбовскую губернию, потому что он пробирался к Рязани, хотел покорить Рязанского князя, а потом Москву, а там и другие города. Но тут случилась татарам помеха: задержали их леса дремучие, болота непроходимые и реки глубокие. Захватила их суровая зима, холод, морозы, метели. И решил Батый остановиться в мордовском городе Онузе. Теперь от этого города не найти даже знака, и никто не может указать, где он был построен. Говорят, что вернее всего Онуза стоял между двумя реками — Лесным и Польным Воронежами, в Козловском уезде, Тамбовской губернии, где нынче село Устье.
   Как только остановились татары в Мордовской земле, так сейчас же раскинули они войлочные палатки. Палатки эти они возили на верблюдах и лошадях, а сзади гнали стада баранов. Всех татар с Батыем было тысяч пятьсот. Работать, землю пахать, добывать хлеб трудом они были ленивы, поэтому придумали завоевать побольше народу, обложить его данью, да и жить на чужой счет, в чужой стране.
   В Онузе Батый простоял всю зиму, до весны следующего года. Мордва разбежалась от татарской рати, попряталась по лесам и болотам. От нечего делать, татары принялись охотиться за Мордвой, как за дикими зверями. Когда леса обнажились от листьев, а болота замерзли и покрылись льдом, татары стали выслеживать, не покажется ли где дымок от костра. По этим дымкам они нападали на беглецов врасплох, убивали их или брали в плен, заставляя служить себе. С наступлением теплого времени татары начали сбираться походом на Рязань. Рязанский князь, узнавши об этом, прислал к Батыю своего брата Феодора с подарками, просил не ходить в его княжество и не разорять городов. Батый обошелся с Феодором ласково, но потребовал, чтобы он уступил ему свою красавицу-жену. Феодор отказал. Тогда хан велел его убить, пошел с татарами воевать русские города и обложил русскую землю данью.
   Только через двести лет после того русские собрались с силами и освободились от дани, которую они уплачивали татарам. С этого времени из соседних княжеств, из Рязанского и Московского, начали приходить в тамбовские леса охочие люди, которые искали привольного житья на чужой дальней стороне. Звали этих первых русских поселенцев Тамбовского края утеклецами, или беглецами, потому что утекали они, кто от наказанья за какой-нибудь проступок, кто от своих господ, от тяжелой барщины.
   Селились первые пришельцы, где им понравится, и начинали вольную жизнь: ловили рыбу, разводили пчел, охотились на зверей и пахали понемногу землю. Более всего занимались поселенцы бортничеством, т. е. разведением пчел в лесах, а потому их называли также бортниками. С Мордвой они дружили, да и не из-за чего было им ссориться — всем хватало места с избытком. Жили бортники в деревянных избушках, сколоченных на скорую руку, а то и просто в землянках. Житье было хоть и не роскошное, да вольное, а беглому человеку это дороже всего. Много раз пытались московские власти излавливать этих беглецов, посылали на розыски целые отряды, но беглецы скрывались по лесам. Страшные леса росли в те времена по всей губернии. Лес был вековой, обхвата по три, по четыре. Дубовые, сосновые, березовые и ольховые рощи тянулись без конца. И рыскали по ним дикие звери: медведи, волки, лисицы, куницы, соболи, рыси, олени, козы... А по рекам водились особые звери, бобры.
   И реки тамбовские прежде были не такие. Вода в них круглый год шла вровень с берегами, не пересыхая и не уменьшаясь. Рыбы и всякой водяной птицы было в изобилии. В затишье, в самых глухих лесах, глубокие речные места не замерзали всю зиму, так что гуси, утки и зимовали тут. Среди этой благодати, которою Бог наделил Тамбовский край, и жили бортники. Для охоты на зверей и птиц они имели луки со стрелами и пищали, старинные большие ружья. Звериные шкуры бортники вывозили в ближайшие города Рязанской и Московской областей или же продавали приезжим купцам, от которых забирали порох, свинец, кремни, соль, разный железный инструмент.
   Из шкур дороже всего ценились бобровые. Величиной бобер был с хорошую собаку, шерсть носил темную, пушистую, с отливом. Туловище кончалось толстым голым хвостом, похожим на широкую лопату. Питался бобр рыбой, поэтому плавать и нырять умел хорошо. Бобры всегда собирались стаями и выстраивали над водой круглые домики, которые издали можно было принять за деревню. Для постройки шалашей бобры пускали в ход острые, крепкие зубы и хвосты. Сначала они заготавливали колья, которые очищали от коры и сучьев. Два или три бобра брали кол и сверху били хвостом по колу, как топором. Набивши несколько рядов поперек речки, бобры переплетали их хворостом, клали на него перекладины и строили из сучьев шалаши. Чем больше селилось народу в краю, тем дальше стали уходить бобры, любившие покой и тишину. Наконец, они совсем перевелись.
   Охота на бобров считалась самою прибыльной, а самою опасной — на медведей. Этот косматый зверь нередко приходил к бортникам разорять их хозяйство: задирал корову, лошадь, объедал овес, лакомился медом на пчельниках. Зимой вокруг избушек и землянок бортников бродили голодные волки, высматривая, нельзя ли что стащить. Но злейшим врагом русских поселенцев были татарские набеги. Татары являлись сюда из Крыма, где у них было свое царство, и из южных черноморских степей. Словно ястребы, налетали татарские шайки на тамбовские поселки, грабили их, забирали пленных и уводили в неволю. А чтобы не могли полонянники убежать на родную сторону, татары разрезали им пятки, набивали туда мелко изрубленного конского волоса и зашивали нитками...
   Пока русские жили тут отдельными хуторками или небольшими деревушками, им оставалось одно средство от набегов — скрываться в лесах, выжидая ухода неприятелей. Так они и делали. Но вот Московские цари стали награждать своих приближенных людей землями в пустынном Тамбовском краю. Земли жаловались за разные заслуги: за войну против поляков, за царскую службу, за успешное исполнение царских поручений. Никто не мерил, много ли находится земли в этой мало известной стороне, но думали, что ей и конца нет. Царь жаловал от ста до тысячи четвертей и больше. Четвертью назывались в то время полторы десятины. Новые помещики старались заселить полученную землю своими крепостными или вольными людьми, которые должны были работать из половины. Недостатка в таком народе не было, и пожалованные земли быстро заселялись. Рубился столетний лес, строились деревни и села, распахивались новины под посев хлебов. Мало по малу русский человек прочно и твердо основывался на тамбовском черноземе, и не так страшны стали ему татарские набеги.
 
<…>
 
   В 1613 г. Москва избирала царя. Из всех городов приехали выборные для этого важного дела. Были они и из Шацка, значит Шацк считался тогда уже значительным городом. Но к югу от него, где теперь Козловский, Тамбовский и прочие уезды, все еще тянулись пустыри, болота и леса, в которых бродили только охотники и звероловы, да редко-редко попадались избушки сотников. Через эти леса была проложена только одна тропа для гонцов к татарам и обратно. Русские цари всячески старались жить с татарами в мире и несколько раз в год посылали к татарским ханам письма и подарки. Царь писал хану: «не обижай моих русских, не пускай своих татар в мою землю». А хан возьмет подарки да скажет: «Пусть царь пришлет мне еще подарок, тогда не велю своим ходить на Русь...» Царь подумает, подумает и отправит подарок — золотую и серебряную парчу на халаты, дорогие шубы, меха. Только со времен Петра Великого Крымские ханы сделались более уступчивы, а при императрице Екатерине Второй Крымское ханство, в 1783 году, было присоединено к России.
 
<…>
 
   К северу и югу от Тамбова находились слободы — Покровская, Пушкарская, Сторожевая казачья и Панская. Близь Тамбова стояли еще острожки и городки: Красногорский, Лысогорский, Крутой и другие. Для починки стен, башен и прочих строений у тамбовского земляного вала было сложено 65 тысяч бревен разного лесу. Под начальством воеводы находилось три тысячи служилых людей, которые размещались по острожкам, городкам и тамбовским башням. Кроме того, постоянно разъезжали от Тамбова до реки Хопра сто человек казаков. Они обязаны были смотреть, не подходят ли к русской границе шайки татар, калмыков и других разбойников, и немедленно извещать об этом воеводу.
   Граница начиналась у Кузьминой Гати, близь Тамбова, шла на Тамбов, потом к Козлову, а оттуда сворачивала на Усмань. По ней был вырыт земляной вал шириною внизу три сажени и почти такой же вышины. На валу стояли маленькие деревянные башни, в которых жили стрельцы и служилые боярские дети.
   Для того, чтобы насыпать этот вал и построить крепости приказано было выслать по одному человеку с 10 дворов. Набралось народу больше пяти тысяч, которые работали тут около двух лет. Плату на всем готовом содержании они получали по рублю в год.
   Служба в пограничных тамбовских городах и «на черте», т. е. на сторожевом валу, была трудная и скучная. Защитники и караульщики каждую минуту должны были быть готовы к встрече врагов с степной стороны. На ночь запирались все ворота, по стенам становилась стража. Да и днем было тревожно; кругом везде рос дремучий бор, и тянулись бесконечные болота. От тоски по домашним служилые часто сказывались в «бегах», убегали. Бегали в одиночку, бегали и целыми партиями. Иной раз по утру пойдут проверять стражу, и в какой-нибудь башне не окажется ни одного человека — все скрылись в бега. В розыске и поимке беглецов воеводы писали во все города, их ловили и снова возвращали на службу, где отдавали на поруки товарищам, под их присмотр.
   Кроме тех, кто жил в городах, в Тамбовском крае было мало народу. Чтобы привлечь сюда новых поселенцев, цари давали им разные льготы: всем позволялось брать пашни и угодий, — сколько кто мог осилить, и давалась свобода от всяких податей на 5 лет. Когда это сделалось известно, в тамбовские леса и степи потянулись из всех дальних и ближних мест подводы, нагруженные людьми и разным хозяйственным скарбом. Быстро начали строиться деревни, распахиваться поля. По старинному выражению, приезжие садились «на пень и яму». Это значило вот что. Являлись поселенцы на пустопорожнюю землю и делали на ней заметки — где срубали дерево, оставляя пень, где копали ямы, как было лучше и удобнее. Такими заметками и обозначал каждый поселенец границы своего участка. Все наши тамбовские однодворцы поселились именно так, захвативши хорошие, привольные места. Оттого у них и теперь еще много земли и всяких угодий.
   Воеводам, дьякам и боярским детям тамбовские земли жаловались по-прежнему, по сотне и более четвертей, и они переводили на эти новые поместья своих крепостных. Прибывал народ, строились храмы Божьи и монастыри. Монастырям царь жертвовал тысячи десятин, а в придачу к ним покосы, рыбные ловли и леса. Получивши землю, монастыри приглашали на нее крестьян за самую малую плату; иногда выписывали их издалека, из других монастырей, в которых жилось не так хорошо.
   Заблестели золоченые церковные кресты в тамбовских лесах и полях, и понесся церковный звон будить пустыню и глушь. Пока церквей и монастырей было мало, они управлялись рязанскими архиереями, но в 1681 г. рязанским владыкам было уже не под силу разъезжать по двум большим областям — и в тамбовскую епархию назначен первый епископ Леонтий. Да и опасно было ездить тогда по Тамбовскому краю, потому что рядом с русскими селениями стояли мордовские и татарские, а мордва и татары смотрели на православных священников и архиереев с враждой. За несколько лет перед тем рязанский епископ Мисаил вздумал посетить Шацкий уезд. Узнавши, что в уезде много некрещеной мордвы, Мисаил отправился в мордовскую деревню Амбиреву уговаривать жителей креститься. Не успел еще он войти в деревню, как мордва начала в него стрелять. Мисаил был ранен в грудь и на другой день скончался.
   Сторожевая служба на валу и в городах Тамбовского края продолжалась около 70 лет, до царя Петра Великого. Этот государь скоро понял, что не стоит рыть валы на своей земле, а следует дойти до южного Черного моря, где жили турки и татары. Морем владели турки, и была у них там крепость Азов, в устье реки Дона. Чтобы завоевать эту крепость, царь Петр приказал строить в городе Воронеже суда, на которых войско должно было спуститься к Азову. И написал царь тамбовским воеводам указ, чтобы посылали они народ рубить леса да сплавлять их по рекам к Воронежу. Затрещали наши дубы и сосны, и стали редеть лесные трущобы, куда прежде не заглядывал солнечный свет. Петр построил в Воронеже флот, причем сам работал вместе с плотниками. Крепость Азов была взята после сильного сопротивления, в 1696 году, а без малого сто лет спустя, при императрице Екатерине второй, и Крымом и Черноморьем овладели русские.
   Петр Великий первый из царей проживал в Тамбовской губернии, лечившись водами в городе Липецке, в котором он построил заводы для отливки чугуна и выделки железа и стали. Заводы эти были выстроены из толстого соснового леса, а мастерами в них были шведы, взятые в плен при Полтавской битве. Действовали заводы водой, скопленной в пруде. Плотина для задержки воды имела в длину 74 саж., в ширину 7 саж. и в вышину более 2 сажен. Петр заботился, чтобы шведы обучали своему искусству русских рабочих. Хитрые иностранцы сначала отговаривались от этого, — что, мол, русские глупы, умеют только землю ковырять сохой. Но скоро из русских рабочих вышли настоящие мастера, которым царь платил такое же жалованье, как и шведам.
   Кроме Липецких заводов был выстроен еще Козьминский якорный завод, в Лебедянском уезде. Этот завод отливал морские корабельные якоря. Как видно, Петр хотел, чтобы жители Тамбовского края занимались не одним земледелием, а и всякими ремеслами и промыслами. Но все поселенцы, которые приходили сюда из других областей, невольно соблазнялись тамбовским черноземом, лугами и лесами. Без больших хлопот, без особенного труда каждое зерно, кинутое в землю, возвращалось земледельцу сам-десять, двадцать и тридцать. Тучные заливные луга и лесные поляны давали сена в изобилии. Сплошные лиственные леса манили к разведению пчелы. Снятого хлеба нельзя было сразу обмолотить, да и некуда было ссыпать обмолоченное зерно, поэтому его ставили в прок, в кладушки. Такие кладушки были у каждого поселенца, в каждой деревне. Кладушки стояли нетронутыми по многу лет, покрывались пылью, зарастали травой и кустарником. Иной богатый, «взявший засилье», мужик потерял уже и счет своим кладушкам, позабывал, которые были сложены раньше, которые после, — а все-таки ставил новые, потому что деваться с хлебом было некуда и продавать его было некому. Хлеба было так много, что разницы в цене ему не делали: и рожь, и овес, и гречиху продавали желающим по одной и той же цене. Четверть ржи стоила 24 коп., т. е, 3 коп. за меру (на те же деньги ценился и остальной хлеб).
   При такой дешевизне содержание и разведение всякого скота не стоило ровно ничего. Лошадей, коров, овец, свиней держали целые стада. Летом они отгуливались на лугах и в лесах, а зимой стояли во дворах на сене и зерне. Скотина была так дешева, что ныне трудно и верить этому. Лошадь, настоящая возовая, крестьянская продавалась за полтора рубля, корова за семьдесят копеек, овца за двадцать, свинья за пятнадцать, а куры по одной копейке!..
   Через Тамбовский край с древних времен шла дорога с юга, с Кавказа, Дона, из Астрахани. По этой дороге калмыки, татары, ногайцы и казаки пригоняли большие табуны отборных, породистых лошадей из дальних местностей. Часть этих лошадей продавалась потом в Москву, а часть оставалась тут и поступала на конские заводы богатых крестьян и помещиков. Особенно славились лошади Астраханских калмыков; называли их Ардобазарскими. Если, где бывала конская ярмарка, то все ждали, когда пригонят тамбовских лошадей; после того уж и начинался настоящий торг конями. И до сих пор конской ярмаркой славится Лебедянь, уездный город Тамбовской губернии.
   Весьма прибыльным делом было разведение пчел. Первые тамбовские посельщики так прямо и звались бортниками, как мы уже говорили. Тамбовский мед сотовый славился. Тамбовские воеводы раза два в год посылали к царю сбор медом. «А мед тот самый лучший, писали они, и пойдет тебе в великую усладу».
 
<…>    
 
   В царствование императрицы Екатерины I земли в Тамбовской губернии продавались и покупались по 60 коп. за десятину. Немного дороже стоили и крепостные, которые переходили по купчим крепостям от одних помещиков к другим. Вольные люди нанимались в работу, если случалось, тоже за дешевую плату, за полтора — два рубля в год, да и эти деньги получали больше хлебом, а не деньгами.
   В 1789 г. Тамбов сделан губернским городом, а Шацкая провинция, в которой он считался маленьким уездным городком, названа Тамбовской губернией. В это время в Тамбове считалось уже 1678 дворов и больше 7000 жителей. В Тамбовском же уезде насчитывалось 120 сел и деревень и 60 тысяч жителей. Стены вокруг города давным-давно обвалились, и от них не оставалось следа. Дома в городе были почти сплошь деревянные, улицы немощеные и грязные. По улицам бродили коровы, овцы, свиньи — щипали траву, которая росла везде.
   Тамбов много раз горел и после пожаров обстраивался каменными домами. Теперь он уже значительно разросся и считается одним из хороших губернских городов, жителей в нем более сорока тысяч.
   В отношении средств к просвещению не отстал Тамбов от других губернских городов, может даже похвалиться благоустройством и благосостоянием своих учебно-воспитательных учреждений преимущественно пред другими. Но то, что особенно должно радовать жителей города Тамбова, что так ценно для них, чего не имеют многие и многие губернские города, — как высказал преосвященный Иероним, епископ тамбовский и шацкий, в своей речи 18 июля, 1893 года пред молебствием по случаю торжественного освящения тамбовской народной читальни — это здание для народных чтений. Это незабвенный памятник щедрого благотворения городу Еммануила Дмитриевича Нарышкина, по мысли и на средства которого построен дом, а в нем открыты народная читальня, исторический музей и библиотека. В Тамбовской народной читальне есть чем попользоваться любителю и грамотнику. Священное Писание в разных изданиях, — по-русски и по-церковнославянски; жития святых и полные, и сокращенные; проповеди доступных проповедников, книги и брошюры духовно-нравственные; есть книги и повести светские, исторические и нраво-описательные, очерки стран, народов и явлений природы. При читальне устроено обширное помещение для народных чтений, какого надо желать и в столицах 1).
------------
  
   1) Тамбовские губернские Ведомости, 1893 г,. №№ 77,78 и 79. статья: Торжественное освящение помещений библиотеки, музея и народной читальни.
Ещё...